Книга Двенадцать зрителей - Инна Манахова

Не знаю, что на меня нашло, но, вызывая такси, я сказал оператору, что мы поедем за город в аэропорт, а потом обратно. Затем я вернулся к ничего не ведающей о моих планах Ане и бодро отрапортовал, что машина подъедет через несколько минут. Она неуверенно улыбнулась мне в ответ, и я неожиданно наклонился и крепко обнял ее. Аня тут же отстранилась. Денег на такси у меня не было, но я самонадеянно решил, что как-нибудь выкручусь.

Когда мы уже сели в машину, я взял Аню за руку и легонько сжал ее холодные пальцы, но она даже не шевельнулась. Так я и ехал с ней рядышком и глядел на огни автомобилей, мутно белевшие в декабрьских сумерках за окном, и на крупные снежинки, медленно, словно во сне, летящие нам навстречу. Я держал ее за руку и ждал, когда она опустит голову мне на плечо, но она сидела не двигаясь, закрыв глаза и съежившись, как будто хотела отгородиться от меня и от всего мира.

На полпути она поняла, что мы едем куда-то не туда, и повернулась ко мне в изумлении. Я вновь попытался ее обнять, но она шарахнулась от меня в испуге и попросила водителя немедленно остановиться. Никакие мои уговоры на нее не действовали. Ехать дальше она отказалась и, оттолкнув мою руку, выскочила из машины, как пробка из бутылки.

Я хотел было последовать за ней, но пожилой водитель повернулся и вцепился мне в рукав куртки, требуя «сперва оплатить проезд, а уж потом катиться на все четыре стороны». Я понял, что влип, и, глядя вслед убегавшей Ане, не мог поверить, что она бросила меня одного с этим грубияном таксистом. Могла бы и подождать, ведь у нас с ней все-таки свидание и я так старался ее порадовать! Я же не виноват, что она где-то там ударилась головой!..

Вернувшись после всех этих приключений домой, я подвел итог: ничего у нас с ней не получится. Напрасно я заложил часы, напрасно покупал цветы, шарики и прочую ерунду. Жизнь несправедлива. И все-таки почему она убежала? Я ведь, кажется, все делал правильно…

Зритель № 4

Лежу я, значит, на диване, ничего не делаю, на животе – ноут, под рукой – семечки, и тут вдруг – звонок домофона. Вставать неохота, удобно лежу, к тому же недавно вернулся с тренировки – ощущение такое, будто мешки на спине таскал. В общем, ну его, этот домофон, кому надо – подождет, пока мать из кухни выйдет. А в кухне, между прочим, шумит вода и телевизор орет на всю железку. Значит, придется самому вставать. Что же за день-то сегодня такой! И кого там, интересно, принесло?

– Слушаю, – мрачно произнес я в трубку.

«Открой, пожалуйста, это я, Аня!» – послышался знакомый голосок, и меня будто током шарахнуло.

Нажал на кнопку. Она поднялась – открыл ей дверь. Стоит на пороге в розовой куртке, лицо белое, а на голове – повязка.

А тут мать из кухни орет:

– Кто к нам пришел?

– Дверью ошиблись! – крикнул я, схватил Аню за руку и потащил к себе в спальню. Запер дверь, а потом спрашиваю: – Тебе чего?

Она молчит, глядит на меня, а в лице – ни кровинки, и такое ощущение, что сейчас упадет.

– Садись, – говорю. – Куртку сними, у нас жарко.

И тут она как заплачет! Кинулась ко мне на шею и ревет в три ручья.

Я постоял немного, потом говорю:

– Хорош носом хлюпать, что случилось-то?

А она даже говорить не может, ревет, и всё тут.

– Тише ты, – говорю, – а то мать услышит. Тебе с ней лучше не пересекаться, сама знаешь.

– Знаю, – говорит, а сама ревет.

Надо ей потихоньку воды принести, что ли. И платок носовой дать, а то всю майку мне слезами залила.

– Что у тебя с головой? – спрашиваю.

И тут вдруг она улыбнулась сквозь слезы и отвечает:

– С головой у меня все в порядке, не бойся.

Перевела дыхание, вроде как полегче ей стало.

Села на кровать, расстегнула куртку, оглядывается и слезы по щекам размазывает.

– Сейчас, – говорю, – принесу тебе воды.

Вышел из комнаты, а там мать стоит под дверью с полотенцем в руках.

– Кто это у тебя плачет? – спрашивает и смотрит подозрительно так.

– Не твое дело! – говорю. – Девушка ко мне пришла, ясно?

– Кристина, что ли? – спрашивает.

– Не твое дело! – повторяю, а сам начинаю заводиться. – Я же тебя не спрашиваю, к кому ты ходишь ночевать!

И тут она как швырнет в меня полотенцем! А потом развернулась и ушла на кухню, даже дверь за собой захлопнула. Ну и пусть, сама напросилась.

Я налил Ане холодной воды в ванной и принес ей так кстати подвернувшееся полотенце. Она попила, кое-как утерлась и прилегла на кровать.

– Можно я у тебя полежу тут немного? – спрашивает.

– Лежи сколько хочешь, – отвечаю. – Только за порог не высовывайся. Если что-то надо, скажи, я сам тебе принесу.

– Ничего не надо, – говорит. – Я здесь случайно оказалась. На такси приехала. Сейчас полежу немного и уйду.

Я ничего не понял, но промолчал. Непростая она, эта Аня, никогда не знаешь, что у нее в голове творится. Может, у нее и вправду мозги набекрень, но человек она хороший. Хочет полежать – пусть лежит хоть до следующего утра. Я ей мешать не стану и мать сюда не впущу. Плохо, конечно, что она вот так вот заявилась, но не впустить ее я не мог. Когда-то я тоже звонил ей в дверь, весь избитый, и она выбежала ко мне во двор, не испугавшись оравы пацанов в спортивных костюмах и с велосипедными цепями. Дотащила меня на себе до квартиры, «Скорую» вызывать не стала: я уговорил, зато сама справилась не хуже любого врача – промыла и обработала мои порезы, наложила повязку на ногу и на голову. Бок я уже перебинтовывал сам: у нее силенок не хватало затянуть бинт потуже – кровь так и сочилась. А потом она среди ночи умчалась в круглосуточный магазин и принесла мне шоколадку и гранатовый сок: мол, надо восстанавливать кровопотери. И все это – тихо, быстро, без паники. Я тогда ее зауважал. А раньше терпеть не мог. Да какое там – ненавидел! Ее папаша Берс одно время жил с моей матерью, а Аня все это дело поломала. Приходила к нам домой и кричала ему под окнами, чтобы возвращался. Названивала к нам в дверь целыми днями. Писала на асфальте перед домом всякие глупости. Даже на работу к матери приходила и опозорила ее там перед всеми. Но тут надо рассказать по порядку.

Своего настоящего отца я не знаю. Если уж его и мать не знает, то я – тем более. Время от времени у нас дома появляется очередной небритый мужик, который расхаживает по квартире в одних трусах и носках, курит где попало, с утра до вечера просиживает на кухне за бутылкой или роется в холодильнике. Каждый раз, когда в квартире появляется подобный тип, мать говорит: «Знакомься, сынок, это твой новый папа». Обычно я терплю «нового папу» недели две, после чего без лишних слов выбрасываю его на улицу, благо, что сил у меня, чемпиона школы и всего центрального района нашего города по боксу в среднем весе, более чем достаточно.