Книга Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки - Алма Х. Бонд

Я не думаю, что это такой уж страшный проступок для девочки, не правда ли, доктор?

— Разумеется, нет, Мэрилин, — отозвалась я, — это совершенно нормальное поведение для маленького ребенка. — Внутренний свет снова включился, и лицо Мэрилин озарила очаровательная улыбка.

По мнению Мэрилин, одна из ее приемных сестер, Нэнси Джеффри, считала, что, несмотря на жестокость Иды, она оказала положительное стабилизирующее влияние на Мэрилин, так как Ида научила своих приемных детей любить Господа и друг друга и дала Норме Джин единственную прочную опору в жизни, которая помогла ей добиться больших успехов в карьере. Без нее Мэрилин Монро никогда не смогла бы стать звездой, которой она была. Ида говорила Нэнси, по крайней мере, как вспоминала Мэрилин:

— Я знаю, что жестоко обращалась с Нормой Джин, но я поступала так для ее блага. Было ясно, что ее ждет тяжелая жизнь, и я хотела подготовить ее к ней. В глубине души я уверена, что правильно воспитывала ее.

Со временем Норма Джин приспособилась к строгости Иды.

— Когда она делала мне выговор, я кивала, скрестив пальцы у себя за спиной, — вспоминала с улыбкой Мэрилин.

Чтобы избежать наказания, эта маленькая, очень умная девочка научилась скрывать от Болендеров свое желание петь, танцевать и изображать вымышленные образы, а также тайком бегала в кинотеатр всякий раз, когда это было возможно. Кроме того, будущая Мэрилин Монро нашла свой собственный уникальный способ борьбы со скукой в церкви — сексуальные фантазии.

— Я расскажу вам о них после того, как узнаю вас лучше, — смеясь, пообещала Мэрилин. — В конце концов, возможно, вы думаете так же, как Ида Болендер?

«Хмммммммм, — подумала я. — Не слишком ли рано говорить Мэрилин, что она путает меня с Идой, что это она была жесткой и эгоистичной, а не я? С одной стороны, мне нужно, чтобы Мэрилин развивала позитивный перенос, при котором она почувствует, что я на ее стороне. Переносом называется проецирование пациентом качеств, имеющих отношение к значимым персонажам его прошлого, на психоаналитика. Такой процесс должен развиваться для того, чтобы пациенты продолжали посещать сеансы, при этом анализ не должен становиться для них слишком болезненным.

Но я также знала, что в конечном итоге мне придется иметь дело с негативным переносом, чтобы помочь Мэрилин понять, что это Ида была эгоисткой, а не я. Какую дорогу следует выбрать на перепутье? Я не знаю».

Так что я произнесла только:

— Хм-м. — Что еще я могла сделать?

9 февраля 1959 г

Войдя в кабинет, Мэрилин начала на явно негативной ноте:

— Это были длинные выходные, доктор! Как будто целая неделя прошла.

Затем она продолжила рассказ мне о Болендерах. Еще до того, как появилось выражение «мама-домохозяйка», Ида все свое время посвящала заботе о доме, своем родном сыне и нескольких приемных детях. Уэйн работал почтальоном, которому посчастливилось сохранить работу во время Депрессии. Он получал небольшой доход, и подрабатывал печатью религиозных брошюр для распространения среди членов своей церкви.

Мэрилин считала, что, хотя супруги Болендеры придерживались одних и тех же взглядов на жизнь, они не были близкими людьми. Они редко общались друг с другом и если разговаривали, то, как правило, потому, что Ида критиковала мужа за какое-нибудь мнимое прегрешение или пыталась заставить его сделать работу, которую он, очевидно, не хотел выполнять.

«Как это прискорбно, что у Мэрилин не было случая увидеть счастливую супружескую пару, которая могла бы послужить моделью для союза, который она могла бы попытаться создать когда-нибудь в будущем», — подумала я.

Тем не менее она заботилась об Уэйне, который был довольно приятным и дружелюбным парнем.

— Я как сейчас вижу его большие плечи, с огромными почтовыми сумками, — рассказывала Мэрилин задумчиво, — обычно он носил в кармане конфеты, чтобы задобрить собак. Иногда он давал мне немного.

Но иногда он был просто страшным. Когда я становилась, по его мнению, слишком шумной, он спускал мои трусы и, прижимая к себе, стегал меня своим кожаным ремнем с огромной серебряной пряжкой. Я никогда не забуду эти ужасные удары и рубцы, которые оставались на моих голых ягодицах. Мне приходилось есть стоя по нескольку дней. У моей попы до сих пор повышенная чувствительность. Но тогда я любила Уэйна. Что я понимала? Я думала, что так поступают все отцы: наказывают своих детей, чтобы преподать им урок. Вы наверняка знаете ту старую историю: «Мне от этого больнее, чем тебе».

«Не удивительно, что она так извивается при ходьбе», — пришло мне в голову. — Странно, если подумать, что мир должен поблагодарить Уэйна Болендера за то, что он подарил нам самую сексуальную походку в истории кино».

Потом я подумала разгневанно: «Как он мог? У этого человека не было сердца?» Как, за какой-то воображаемый проступок, он мог терзать беспомощную маленькую сироту, о которой обязан был заботиться? Несмотря на то что прошло столько лет, следует расследовать это преступление и приговорить виновного к тюремному заключению. Кроме того, я не могла отделаться от мысли, что, возможно, маленькая Норма Джин уже тогда была соблазнительной, и Уэйн Болендер получал сексуальное удовольствие, избивая ее. Мне стало стыдно за такие мысли. Была она соблазнительной или нет, ничто не могло оправдать злоупотреблений Уэйна. Ему платили за опекунство над ней, и ничто не давало ему право плохо обращаться с девочкой.

Те пять долларов в неделю, которые им платила Глэдис, мать Мэрилин, позволили Болендерам избежать разорения, от которого пострадало большинство американцев во времена Великой депрессии. Я подозревала, что Норма Джин оставалась частью их семьи так долго, в значительной степени из-за дохода, который она приносила, а возможно, и для сексуального удовлетворения, которое ее приемный отец получал, избивая ребенка.

Если так, то это не вся история. Но возможно, несмотря на всю их суровость, Болендеры по-своему любили Норму Джин и хотели удочерить ее. Но редкие проявления материнской любви Глэдис не позволяли этого сделать, потому что ее неизменной мечтой была покупка дома, чтобы жить в нем с Нормой Джин.

— Ида Болендер считала меня красивой, — рассказывала Мэрилин, — она с удовольствием расчесывала мои волосы щеткой, шила мне нарядную одежду и наставляла на «путь истинный». Она стремилась воспитывать духовно, физически и эмоционально здорового ребенка, в указанном порядке, хотя я считаю, что в душе Ида считала самым важным первый пункт. Одним из самых больших разочарований в моей жизни был случай, когда я спросила, могу ли я называть ее «мамой», чтобы чувствовать себя как все обычные дети. Она не разрешила, настаивая на том, чтобы я обращалась к ней «тетя Ида». Она сказала, что не собирается нести ответственность за то, что научила кого-то лгать! Кроме того, она добавила, что Глэдис очень огорчится, если услышит, что я зову Иду «мамой».

Но Уэйна я называла «папой», и никто не возражал. Несмотря на то что он также был религиозным фанатиком и периодически избивал меня, в целом мы хорошо с ним ладили.