Книга Баллада о сломанном носе - Арне Свинген

— Отлично…

— Не помню только, как называется. Там был чувак, которому надо было… нет, сначала ему надо… короче, начало офигенное. Там такой пейзаж, а потом подходит тип с мечом… Играл?

— Нет.

— Ну, просто офигенно! Просидел почти всю ночь.

Вот такие у нас разговоры. Может, стоило бы увлечься игрой с чуваком, вооруженным мечом?.. Но я очень редко играю. Не потому, что не хочу.

На школьном дворе слишком шумно, чтобы назвать паузу, возникшую в нашем диалоге, гнетущей. Однако любое мое сообщение не имеет шансов превзойти рассказ об «обалденном чуваке с мечом». А я мог бы кое о чем порассказать — ну, например, что мама будила меня ночью раз сто, чтобы сказать, как она меня любит. Но меня гложет смутное подозрение, что как-там-его-зовут вряд ли заинтересуется этим сюжетом.

— Сегодня тепло, — говорит он.

Я киваю, хотя на улице довольно прохладно.

И вдруг из ниоткуда возникает подкравшийся к нам Бертрам и встает рядом со мной. Так что мы выглядим как компания из трех человек. В нас с как-там-его-зовут включилась тревожная кнопка.

— Периодическая система — потрясающий пример классифицирующей таблицы, — выпаливаю я в надежде, что Бертрам не просечет, о чем мы говорили.

Но проблема в том, что как-там-его-зовут не врубается в ситуацию и озадаченно спрашивает:

— Ты это о чем?

Надо было ему подмигнуть, говоря про таблицу.

— Проехали.

— Я хотел… я только хотел спросить… — начинает Бертрам. Неужто он собирается сказать, что нам надо держаться друг друга, раз мы все на обочине? — Я только хотел спросить: не хотите ли вы почитать со мной рэп на празднике?

Этот вопрос должен немного повисеть в воздухе. Не потому, что я не знаю ответа, просто я вдруг начинаю сомневаться, правильно ли я расслышал. Как-там-его-зовут реагирует первым:

— Мне мама не разрешает.

— Да ну? — удивляется Бертрам.

Мне тоже страшно интересно, куда гнет как-там-его-зовут.

— Да, она не хочет, чтобы я перебрался в гетто и расхаживал с огнестрельным оружием, — щеки его слегка розовеют при этом объяснении.

Бертрам взглядывает на меня. Как бы соврать получше?..

— Я на концерте буду петь соло.

— Ну ладно, — и Бертрам отходит от нас.

— Ты будешь петь на празднике? — спрашивает как-там-его-зовут, когда Бертрам уже нас не слышит.

— Нет, но надо же было как-то отмазаться. Между прочим, звучало убедительней, чем у тебя…

— А я вовсе и не врал. Мама действительно готова на все, лишь бы я не читал рэп. Она думает, что именно так превращаются в преступников и садятся на пособие.

— Пособие?.. — повторяю я и смеюсь чуть громче положенного. — Значит, на пособие… ага… — фиговый из меня артист.

— Бертрам читает рэп — с ума сойти!

— А если он прославится?

Мы замираем. Действительно, если Бертраму повезет и он прославится в школе как рэпер, нашим одноклассникам придется избрать себе новую жертву для травли. Таковы неписаные законы жизни. И мы с как-там-его-зовут до смерти пугаемся.

— Может, сходим куда-нибудь вместе после уроков? — вдруг предлагает он.

И внезапно я вспоминаю, что его зовут Юнас. Почему бы ему не стать моим лучшим другом? Ведь если у тебя есть друг, ты уже не изгой. Но для начала хорошо бы больше не забывать его имени.

Эта мысль утешает меня лишь на мгновенье. Нет, исключено — как можно дружить, если нельзя позвать к себе в дом.

— К сожалению, вряд ли получится… Юнас.

— Меня зовут Браге.

— Я так и знал!

По счастью, раздался звонок. Такие разговоры — как катанье на коньках: оступаешься… и головой об лед.

После окончания занятий, чтобы никто за мной не увязался, я поскорее смотался. Натянул наушники на черепушку и врубил плеер.

Принародно распевать под него не стоит, подумают, что ты того… ку-ку. И я стараюсь следить за собой. Но и когда беззвучно разеваешь пасть, со стороны выглядит довольно странно — как будто ловишь ртом мух. Зато так очень хорошо разучиваются арии. Так что у моей жизни есть собственный саундтрек. Сжучноватое кино — но под весьма драматичную музыку.

Мамы дома нет, и я стою посреди комнаты, распевая во все горло. Звонить, чтобы узнать, где она, я не могу по двум причинам. Во-первых, у меня нет и никогда не было мобильника. Во-вторых, мамина симка заблокирована.

Мой плеер был приобретен у Чарли-Подешевле. Он живет в нашем подъезде и большой спец по удачным покупкам. Комп за шестьсот крон тоже он нам продал. Сказал, что отдает так дешево только потому, что себе он добыл новый.

В бывшем компьютере Чарли оказалось полно фоток, но ни на одной из них не было его самого. Как-то полицейский, приходивший к нам в школу, говорил, что пользоваться краденым — то же, что украсть самому. В таком случае мы с мамой заплатили шесть сотен, чтобы стать ворами. «У этих людей есть деньги на новый компьютер», — сказала мама, когда мы рассматривали фотки. Действительно, те, у кого сперли этот комп, много ездили на юг, а в их саду стоял огромный батут. Но это не означает, по-моему, того, что им было не обидно лишиться всех этих фотографий. Поэтому я их загнал на несколько болванок, нашел адрес на отсканированном письме и выслал на него диски по почте. Хотя, может, и зря: у них ведь мог быть бэкап — кто знает… Все отпечатки пальцев с дисков и конверта я тщательно стер. Тюрьма не лучшее место для мамы, да и мне неохота выяснять, какие жилищные условия предлагает служба опеки.

Я подключаюсь к открытой сети кого-то из соседей и захожу в «Фейсбук». У меня в друзьях четверо с бокса и два фаната Симпсонов. В их жизни ничего особенного не происходит, да и я никогда не обновляю своих новостей.

Я ищу своего папу. Как всегда, на запрос вылезает восемьдесят шесть миллионов ссылок. Шансы, что на какой-то из них мой отец, весьма велики. Не знаю только, на какой. Папа — американец, и его зовут Джон Джонс. Больше мама ничего не хочет рассказывать. Да я и не уверен, что ей кроме этого что-нибудь еще известно, потому что по-настоящему они и знакомы-то не были. Когда-нибудь я найду своего отца и попрошу свозить меня в «Юниверсал студиос» и другие тематические парки. Но пока мне недостает информации. Я не похож ни на одного из найденных мною Джонов Джонсов. В «Википедии» их семьдесят семь, многие уже покойники.

И сегодня, как всегда, я не обнаружил ни одного Джона Джонса, разыскивающего своего сына в Норвегии. Ну ничего — впереди еще несколько миллионов интернет-страниц.

Мама, задыхаясь, входит в квартиру, за ней идет бабушка.

— Привет, мой мальчик, — говорит бабушка и обнимает меня, обдавая запахом нафталина и сигарет.

— Привет, — отвечаю я через забившую мне рот ее блузку.