Книга Африканский казак - Виктор Лаптухин

— Это вчера на совете министров решали, где и какие дороги строить?

— Точно так. Решение принято благоприятное, и сегодня с утра Его Высочество был очень доволен. Даже изволил шутить. Сам видел, как он подмигнул князю Григорию и при этом похлопал себя по карману.

— Ох, грехи наши тяжкие. Вон даже Иван Павлович на нехватку средств сетует. А ведь он в Сенате не последний человек, без его слова там никакая бумага не имеет хода.

— Да, имения уже не дают такого дохода, как в старину. Освободили мужичков от крепостного права в 1861 году, так теперь они работать не хотят, требуют собственных наделов.

— Так правительство же объявило, что выкупит у помещиков землю постепенно и потом полностью передаст ее крестьянам. Зачем такая поспешность? Правительству необходимо все подготовить, построить дороги, элеваторы, школы…

— Так это только наши внуки увидят. Они и заживут в согласии и достатке. Но сейчас-то как быть?

— Что верно, то верно, в наши дни деньги взяли великую силу. Теперь на Руси родовитость и знатность мало что стоят. Только и слышишь — банки, концессии, акции да проценты.

— Кто побойчее, те приспособились.

— Вот это верно. Наша голь на выдумки хитра!

В оживленном разговоре внезапно наступила пауза.

Все это время Дмитрий стоял у края стола, пил, закусывал, согласно кивал, со своими мнениями и высказываниями не лез. Здесь он был самым молодым, держался почтительно, старшим демонстрировал уважение. В последние дни во дворце на него обратили внимание, стали признавать за своего. Особенно после того, как сам наследник престола Николай Александрович милостиво изволил пару раз заговорить с молодым казачьим офицером, а генерал Черевин распорядился включить его в охрану внутренних покоев. Уже не раз Дмитрий ловил на себе изучающие взгляды, понимал, что из всех подобных мелочей начинает складываться его карьера. Многого еще не знал и не понимал, но последние слова за столом насторожили и его. В этой доверительной болтовне есть грань, за которую даже своим переступать нельзя.

Конечно, прошли те времена, когда, услыхав воровской разговор, который попахивал государственной изменой, или просто сомнительные для царской чести речи, следовало кричать «слово и дело». В таком случае всех свидетелей ожидало расследование в Тайной канцелярии, допросы на дыбе и для освежения памяти битье кнутом. Тем же, кто «изблевал хулу на высочайшее имя», рвали ноздри и отправляли в Сибирь на вечное поселение, но могли и просто отрубить голову.

Однако за неосторожное слово и сегодня можно дорого поплатиться. Вон как непоколебимо стоял у ступеней трона граф Петр Андреевич Шувалов, генерал-адъютант, шеф жандармского корпуса. А стоило только в частной беседе пренебрежительно обозвать некую даму девчонкой, как его моментально вышибли со всех должностей. Недоброжелатели графа ловко сработали, все донесли государю, да еще и от себя кое-что добавили. Поэтому и очутился граф на должности российского посла в туманном, пропахшем заводской гарью Лондоне. Дама-то оказалась самой Екатериной Михайловной! Матерью троих внебрачных детей императора Александра Второго, с которой государь в конце концов тайно обвенчался, подарил ей кое-какие земли, дал титул княгини Юрьевской и три миллиона рублей.

Вот и сейчас в застольном разговоре прозвучало нечто опасное. Вся эта придворная голь не только хитра на выдумки, но и весьма искусна в интригах. О том, что своя рубашка ближе к телу, здесь помнит каждый. Пауза совершенно неприлично затягивалась…

Дмитрий терялся в догадках, что же было сказано крамольного, но вдруг вспомнил о последнем грандиозном скандале в царской семье. Немногие были его свидетелями, но знали о нем все. Да, далеко казаку до искушенных придворных!

Скандал назревал давно. Слишком разными были характеры и привычки супругов. Император Александр Третий просыпался рано, в семь утра варил себе кофе и садился за разбор депеш, справок и других государственных бумаг, которыми его уже с вечера заваливали секретари. Когда просыпалась супруга, завтракали по-простому: ржаным хлебом, крутыми яйцами и овсяной кашей. Потом опять начиналась работа — прием министров, послов и других персон, выезд на заседания государственного совета. Вечерами царь отправлялся на художественные выставки и картинные галереи, бывал на театральных премьерах. Но отдыхал в кругу семьи, музицировал, разбирал коллекцию лично собранных картин или просто играл в карты. В своих привычках был прост и неприхотлив, спал в тесной комнатушке на простой солдатской койке. Форсить не любил, повседневную одежду и обувь носил до неприличия долго, случалось, что занашивал до дыр.

День за днем, год за годом жизнь во дворце шла неторопливо и размеренно. Императрица, в девичестве датская принцесса Дагмара, после перехода в православную веру ставшая Марией Федоровной, любила во всем порядок и на такую тихую жизнь не могла нарадоваться. Но порой случалось, что на широкое бородатое лицо государя словно опускалась тень. Тогда он давал волю своему характеру, в сердцах скатывал в трубочку серебряные рубли, завязывал узлом ложки и вилки, ломал подковы. Или просто хватал ружье, брал собак и на целый день уходил в окрестные леса. Но случалось и так, что прикладывался к спиртному.

Императрица строго следила за всем, что стояло на буфетных полках, выписывала заграничных врачей. Во дворце помнили, как один из них, коротышка с гривой седых волос, увидел на обеденном столе миску тертой редьки с конопляным маслом и луком. Изумленно понюхал, даже взял пробу на кончике ножа, осторожно лизнул. Потом возмущенно тряс своими космами, долго что-то фыркал по-немецки, а Мария Федоровна прикладывала к глазам кружевной платочек. Громадный, как бык, император стоял рядом насупившись, с тоской поглядывал поверх их голов. Вот совсем недавно на государя что-то нашло. Тут еще и генерал Черевин расстарался, пронес в царские покои плоские фляжки с коньяком. Спрятал их за голенища сапог. После ужина очередного тихого семейного вечера с игрой в карты по маленькой и музицированием не получилось. Супруг оказался очень шумен. Упал на ковер в гостиной, дрыгал ногами, хохотал и хлопал себя по голенищам сапог. Поняв, что произошло, возмущенная Мария Федоровна поспешила удалиться, а вслед ей раздавался громовой бас императора.

— Голь на выдумки хитра!

4

Но сегодня у Сергея Сергеевича собрались одни свои, все испытанные царедворцы, которые видели и слышали еще и не такое. Дружно сделали вид, что не слышали сомнительной оговорки одного из гостей, и вновь приступили к обсуждению напитков и закуски. Тут и лакей неслышно возник за спиной хозяина.

— Кушать подано.

— Господа, прошу к столу. Дамы, верно, уже все новости по десятому разу обсудили и теперь нас поджидают, — расплылся в улыбке Сергей Сергеевич.

Хозяин этого дома ростом не вышел, сухощав, в движениях быстр. На морщинистом лице лежит густой кирпичный загар, как у простого мужика. Маленькие бесцветные глазки ни на чем подолгу не останавливаются, бегают с одного человека на другого, с предмета на предмет. Кто впервые слышит его псковский говорок, может решить, что собеседник совсем прост. Речь ведет только о лесах, болотах, собаках и дичи. Может долго рассказывать, как до прихода зимы подкармливать молодым осинником лосей и зайцев, где лучше всего класть каменную соль-лизунец для оленей. В рассуждения о политике не пускается, но молчит так красноречиво, что умный человек все поймет и без слов. Но те, кто узнает его поближе, быстро понимают, что это за человек. Взгляд его глаз называют цепким, а мнение о людях безошибочным.