Книга Пятое Евангелие - Йен Колдуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здесь? – огляделся Гвидо.
Но я уже стоял на земле.
– Алекс, не забудь про наш уговор! – крикнул он мне. – Два билета на открытие!
Но я был слишком занят своими мыслями, чтобы ответить. Когда Гвидо уехал, я позвонил Симону. Здесь, наверху, сигнал был слабый и не обеспечивал надежной связи. Но на мгновение я услышал звонок другого мобильника.
Я пошел на звук, направив луч фонарика вперед. По склону холма была высечена огромная лестница – три монолитные террасы одна за другой спускались к далекому морю. Каждый дюйм занимали цветы, посаженные в виде кругов, вписанных в восьмиугольники, которые, в свою очередь, были вписаны в квадраты. И ни один лепесток не выбивался из ряда. Здесь, наверху, сады казались бесконечными. От этого в душе у меня нарастала дикая тревога.
Еще немного, и я бы выкрикнул в пустоту имя Симона, но тут что-то начало вырисовываться перед глазами. Отсюда, с самой верхней террасы, я различил забор. Восточная граница папских владений. Перед воротами луч фонарика уткнулся во что-то темное. В черный силуэт.
Ветер трепал подол моей сутаны, пока я бежал к темной фигуре. Земля была неровная, куски грязи вывернуты, и корешки травы торчали вверх, как паучьи лапы.
– Симон! – крикнул я на бегу. – Ты жив?
Он не ответил. Даже не пошевелился.
Я пошел к нему на подкашивающихся ногах, стараясь не потерять равновесия на скользкой грязи. Расстояние между нами сокращалось. Но он по-прежнему не отвечал.
Наконец я оказался рядом. Брат… Я тронул его рукой и спросил:
– Ты жив? Скажи мне, что ты жив!
Он лежал бледный и весь промокший. Мокрые волосы, прилипшие ко лбу, казались нарисованными, будто у куклы. Черная сутана обтягивала мускулистое тело, словно шкура у скаковой лошади. Сутана – старомодная одежда духовенства, которую некогда носили все римско-католические священники, пока их не сменили черные брюки и черные пиджаки. На неясно вырисовывающейся в темноте фигуре брата она выглядела зловеще.
– Что случилось? – воскликнул я, так и не дождавшись ответа.
Безжизненный, отстраненный взгляд Симона устремлялся куда-то на землю.
В грязи валялось длинное черное пальто – грека, верхняя одежда римско-католического священника, названная так за сходство с грекокатолической сутаной. Она накрывала какой-то бугор.
Как ни представлял я себе этот момент, о таком помыслить не мог. Бугор заканчивался парой ботинок.
– Господи, – прошептал я. – Кто это?
– Я мог его спасти, – глухим срывающимся голосом произнес Симон.
– Си, я не понимаю. Скажи мне, что происходит?!
Я не отрываясь смотрел на простые нешнурованные ботинки. На одной подошве протерлась дырка. Меня не отпускало тревожное чувство, по мыслям словно царапали ногтем. К высокому забору, отделяющему земли папы от пограничной дороги, ветром прибило какие-то бумажки. Дождь лепил их на металлическую решетку, будто клеил папье-маше.
– Он звонил мне, – пробормотал Симон. – Я знал, что он в беде. Примчался сразу как смог.
– Кто? Кто звал?
Но смысл его слов уже медленно доходил до меня. Я уже понимал, откуда это ноющее чувство. Дырка на ботинках была мне знакома.
Я отступил на шаг, внутри все напряглось. Руки сжались в кулаки.
– К…как?.. – заикаясь, начал я.
На дороге, идущей через сады, показались огни, они двигались в нашу сторону. Несколько пар, размером не больше пластмассовых пулек. Приблизившись, они оказались фарами патрульных машин.
Ватиканские жандармы.
Я опустился на колени. Руки у меня дрожали. На земле рядом с телом стоял открытый портфель. Ветер ворошил лежавшие в нем бумаги.
Жандармы побежали к нам, отрывисто приказывая отойти от тела. Но я все же сделал то, что так подмывало сделать. Мне нужно было увидеть.
Я потянул на себя греку Симона. Глаза покойника были широко открыты. Рот перекошен. Язык уткнулся в щеку. Лицо моего друга застыло в безжизненной гримасе. На виске виднелось черное отверстие, из которого вытекало что-то розовое.
Тучи наваливались со всех сторон. На плечо мне легла рука Симона и потянула прочь от тела.
Но я все не мог отвести взгляда. Карманы костюма были вывернуты. На том месте, откуда сняли наручные часы, светлела полоска белой кожи.
– Отойдите, святой отец, – сказал жандарм.
Я наконец отвернулся. Лицо жандарма напоминало обтянутый кожаной перчаткой кулак. По глазкам-бусинкам и белым, словно покрытым инеем, волосам я узнал инспектора Фальконе, шефа ватиканской полиции. Человека, который бежит рядом с автомобилем Иоанна Павла.
– Кто из вас отец Андреу? – спросил Фальконе.
– Мы оба. – Симон вышел вперед. – Вас вызвал я.
Я ошарашенно смотрел на брата, силясь понять, что происходит.
– Идите со спецагентом Бракко, – показал Фальконе на одного из своих офицеров. – Расскажете ему все, что видели.
Симон повиновался. Он достал из кармана греки свой бумажник, телефон и паспорт, но саму греку оставил на теле покойного.
– У этого человека нет родных. Мне нужно распорядиться, чтобы ему организовали подобающие похороны, – сказал он, прежде чем последовать за офицером.
Фальконе прищурился. Заявление было странным, но из уст священника прозвучало вполне резонно.
– Святой отец, вы знали этого человека? – спросил он.
– Он был моим другом, – еле слышно ответил Симон. – Его звали Уголино Ногара.
Полицейский отвел Симона подальше, чтобы задать вопросы с глазу на глаз, а я остался на поляне, которую жандармы огородили веревкой. Один осматривал восьмифутовый забор рядом с шоссе, пытаясь понять, как в сады проник посторонний. Другой, подняв голову, разглядывал камеру видеонаблюдения. Большинство жандармов в прошлой жизни были городскими полицейскими. Департамент полиции Рима. Они уже выяснили, что у Уго украли часы, что пропал бумажник, что вскрыт портфель. Но все равно продолжали подробно изучать место преступления, словно что-то не сходилось.
В этих краях любовь к его святейшеству достигала невероятной силы. Местные жители рассказывают истории о том, как папы римские заходили к ним домой, желая убедиться, что у каждой семьи в городе есть курочка на ужин. Среди старожилов многие были названы в честь папы Пия, который защищал их во время войны. Не стены охраняли это место, а сами жители. Ограбление здесь казалось немыслимым.
– Ствол! – крикнул офицер.
Он стоял у входа в туннель – огромную галерею, построенную для послеобеденных прогулок какого-то римского императора. К туннелю побежали еще два жандарма, в сопровождении пары садовников, которые показывали дорогу. Кто-то закряхтел от усилия, двигая что-то тяжелое. Но неизвестная находка, увы, оказалась не оружием.