Книга В жару - Нина Строгая

– Хотя, куда тебе – ты же из кровати не вылезаешь. А я… я сплю по три часа в сутки и вместо того, чтобы хоть раз отдохнуть по-человечески, вынужден в гнилом болоте полоскаться, в этом мусоре, в дерьме этом бесконечном. Когда закончится, Ваня? Отпусти, слушай, а…

– Ну да – ты у нас, конечно, безупречный. Белый и пушистый. И никакая грязь к тебе не пристает, а даже если где испачкаешься чуть – сразу в душ, потереться хорошенько, и никто никогда ни о чем не догадается. Правда, Коля? – не хотел, но сказал Иван, из которого вдруг снова, такой неудержимый, дикий, распоясавшийся, оголтелый такой, выскочил маленький брат-близнец – чертенок, вероятно, та самая вертихвостка – да! – скорее всего, она – на редкость бесстрашная, отчаянная даже, дерзкая, до крайности упрямая, порочная тварь. Несмотря на озноб, Иван откинул одеяла и сел на кровати.

– Ты что несешь, а?

– И, знаешь, спать ты мог бы больше и высыпаться лучше, если бы не ублажал продюсера своего, галеристку свою долбаную, госпожу, бля, свою, Анжелику, бля! – разошелся Иван. – Это же она устраивает тебе выставку персональную в Париже? Или где? В Мадриде?

– Вообще-то, Ваня, выставка в Москве, и Мари не имеет к ней никакого отношения, – тихо засмеялся Николай, – А ты, я вижу, ревнуешь. Узнал, что такое? – выдал новую порцию отравы Николай.

– Я давно уже знаю, – не сказал Иван.

– Скажи-ка мне, друг мой, а ты помнишь, как в любви мне признавался? М-м-м-м-м, у меня до сих пор – от одной только мысли об этом встает – так чувственно у тебя получилось, так искренне, так страстно. А как трахнуть тебя умолял? – потому что большего счастия для тебя в жизни не представлялось, кроме как рядом со мной любой ценой оставаться – черт меня дернул тогда пойти у тебя на поводу. Но месяца не прошло – очухался в люксовой палатке под капельницами волшебными, побежал приключений искать – новые знания на практике закреплять. И, помнишь, в августе – какая-то на редкость душная, пыльная ночь была тогда – когда я вытаскивал тебя с помойки той со сломанными ребрами. Но тебе этого мало было. Понравился, видимо, экстремальный секс. Протащило, блядь, тебя! Проперло мальчика!.. Я не прав разве, Ванечка? – усмехался Николай.

– Бля-я-я, Господи, ну зачем ты? Ведь все не так, совершенно. Ты же знаешь все, Коля, – пытался возражать Иван. – Знаешь ведь, я понравиться тебе хотел, удовольствие доставить – доказать тебе, Коля!.. Ведь ты же любишь таких, я думал, ты любишь таких, – зло и одновременно жалобно оправдывался он.

– Нет, Ваня, таких я с удовольствием ебу, а люблю я совсем других, – продолжал Николай в свойственной ему последнее время ядовитой манере.

– Коля… ну, прости меня, Коля…

– Заткни пасть! – приказал Николай, – Тебе блядью стать захотелось? Ты каждому желающему отсосать решил? Что ж, молодец – ты этот Эверест покорил почти, а сколькому научился, наверное, – усмехался он.

– Ну что ты? Зачем придумываешь? Ты так говоришь, будто я с сотней переспал уже, – пытаясь взять себя в руки, ответил Иван и тут же подумал: «Какая сотня? Что я несу?»

– Да, этот твой дружок целой сотни стоит – клейма негде ставить, издалека все понятно становится. И ты в такого же скоро превратишься. Отличная из вас выйдет пара, – посмеивался Николай.

– Коля, не надо… пожалуйста, не надо. Я, правда, просто договориться хотел. Сам все решить хотел, правда. А он… а он… – лепетал и был в ужасе от своего лепета Иван.

– Хватит… хватит Лору Палмер[6]из себя корчить, жертва, блядь! Да ты просто naughty, dirty, rotten boy[7]! И учиться не надо – все в крови у тебя, – грубо отчитывал Ивана Николай. – Только одну важную вещь ты не учел: по-настоящему классные шлюхи не боятся, не прибедняются, совестью не мучаются и на судьбу свою не ропщут: скажут им лежать, терпеть и радоваться – они на сутки в нужной позе застынут с широкой улыбкой на устах. Так что, Ванечка, блядь ты и правда дешевая, недоделанная. Ну, ничего, все с опытом приходит, – по-прежнему сердито и невероятно презрительно продолжал Николай.

В трубке послышался женский голос.

– Она что, рядом? Она слушает? – прошептал совершенно поверженный уже Иван. Ему казалось – нет, он был уверен, – что даже не зная русского, она понимает все и смеется над ним.

– Угу, – подтвердил Николай.

– Why have you dropped your studies[8], prince Hal[9]? – с сильным французским акцентом вклинилась в разговор женщина. И так как-то двусмысленно прозвучали ее слова, и так свирепо вдруг, так безжалостно, со свежими силами, еще резче, еще грубее, жестче забрала Ивана боль, и так необычайно живо, невозможно четко и ярко почувствовалось… прочувствовалось все это – совсем-совсем недавно и стремительно пережитое – фантастическое это, захватывающее, страшное приключение – вся эта до черта СКАЗКА – настолько, что Иван не выдержал и прорычал:

– Not your business! Fuck you, bitch! Дура! Дрянь!

– Слушай, Ваня, всем снятся сны, и кошмары тоже, и не только проститу… поросятам, – устало, но ободряюще, почти без иронии, «без сердца» почти, несколько даже отстраненно, дежурно как-то даже, немного незнакомо сказал Николай. – Три часа ночи – умоляю, дай спать – хочу посмотреть свой…

– Ненавижу тебя, – прошептал Иван с любовью, со страстью, со страданием…

– Да ты ж мой красавец, – тихо, скушно, по инерции заключил Николай, и в трубке раздались короткие гудки.

– Скотина! – выругался Иван и со всей силы швырнул телефон в дальний угол комнаты.

Сотрясаясь от озноба, он поднялся с постели, влез в толстые, на овчине, угги и, стянув со стула большой махровый халат, накинул его поверх футболки. Затем, вывернув на музыкальном центре ручку громкости, направился в кухню.