Книга Сметенные ураганом - Татьяна Осипцова

Шереметьев снова хмыкнул, вспомнил о сигарете, затянулся, а когда продолжил, голос его звучал уже абсолютно серьезно:

– Во всем мире правительство Кармаля считают марионеточным. Осудив ввод войск в Афганистан, от нас отвернулась половина цивилизованного человечества, были бойкотированы Олимпийские игры, прерваны с трудом налаженные экономические отношения… А куда мы без импорта? Наша собственная промышленность работает в основном на оборону, и не больно-то продуктивно работает… Горбачеву досталось небогатое наследство, многое проели, многое разбазарили. И как назло катастрофа в Чернобыле – сколько сил и средств на ликвидацию аварии ушло, и еще уйдет… К тому же цены на нефть упали в три раза, а это едва ли не единственный источник нашего дохода на мировом рынке. А тут еще Афганистан, который не только портит наш международный имидж, но и поглощает материальные и людские ресурсы…

– Мы успешно воюем, наши контролируют Кабул и большинство территорий… – попытался перебить его Славка.

– Но никогда не смогут победить моджахедов! Кажется, кто-то из великих сказал: можно завоевать страну, но победить народ нельзя. Англичане, известные колонизаторы, обломали зубы об Афганистан – и это во времена, когда США не снабжали моджахедов оружием.

Молодежь слушала с хмурыми лицами, но внимательно. Свете же, вначале с интересом смотревшей на Шереметьева – красивый мужчина, и так элегантно выглядит – эта лекция быстро наскучила. Долдонит, как на политинформации: американская военная машина, экономическое положение СССР на мировом рынке… Муть! В школе надоело. Она с самого начала поняла его главную мысль и была полностью с ней согласна – рисковать своей жизнью глупо. И кто ее выдумал, эту войну? Мужчины, конечно. Сроду не слышала, чтобы войну женщины затевали. Или затевали? Были же в истории правительницы и императрицы… Не сильна она в истории, надо у Манюни спросить. Впрочем, императрицы и затеваемые ими войны волновали сейчас Свету меньше всего. Славка сказал, они вместе эту глупость надумали. Значит, и Миша тоже?

Она почувствовала, как сердце остановилось от страха за него и за свое будущее. «А если его убьют там? – в ужасе подумала она. – Или искалечат?.. Идиоты, они все рехнулись! К чему корчить из себя героев, рисковать, когда можно не делать этого? Этот пижон Шереметьев прав, война не за нашу страну, а не пойми за что, и ничего глупее нет, чем в пекло соваться. У Славки детство в заднице играет – вот и ехал бы один, придурок. Зачем друзей за собой тащит? Я должна отговорить Мишеньку от этой глупости. Скажу, что люблю его, и он тоже скажет. А я скажу: давай тогда поженимся поскорее. Наверняка молодоженам какую-нибудь отсрочку дают. А ребята пускай уезжают. После свадьбы мы с Яной Витальевной попросим Павла Петровича, и он что-нибудь придумает, чтобы сын не попал на настоящую войну. Пусть любое назначение, хоть на Дальний Восток – только бы там не стреляли. И я поеду с ним. Мы ведь ненадолго из Ленинграда уедем – на год, на два. А потом вернемся».

Одним ухом слушая Шереметьева, Света покосилась на часы: долго еще до обеда? После него Миша будет ждать ее за беседкой.

– …На Двадцать седьмом съезде Горбачев пообещал начать разработку плана поэтапного вывода войск. Надеюсь, молодые люди, такой план уже готов и вам не придется воевать. – Он оглядел ребят. – Не смею больше задерживать ваше внимание, я и так слишком злоупотребил им.

Небрежно кивнув, Шереметьев покинул беседку.

Славка нахохлился, будто молодой петушок, готовый кинуться в драку. Он мечтал стать героем, как отец – пусть для этого придется рисковать жизнью на чужбине.

– Этот человек… Он – предатель!

– Тише… – остановил его Улицкий.

– Мишка, чего ты молчишь? Ну скажи…

Неизвестно, что он ожидал услышать от Михаила, но тот, проводив глазами Шереметьева, тихо проговорил:

– Юрий Алексеевич во многом прав…

Друзья удивленно уставились на него, они не ожидали такого от своего комсорга. Медленно, будто взвешивая каждое слово, именинник продолжил:

– …Он прав в том, что это не наша война, и зря мы в нее ввязались. Формальным поводом послужил вроде бы путь социализма, на который вступила Афганская республика… Однако настоящая причина – наркотики. Афганские крестьяне всегда выращивали мак. На горных склонах плохо растут злаки, а мак – практически сам собой, и опиум дороже хлеба… Каналы переправки наркотиков в Европу были налажены давно, а правительство Амина попыталось их перекрыть. Довольно долго наша страна была изолирована от этого мирового зла – наркомании, но теперь… Боюсь, из Афганистана поток наркотиков хлынет к нам. В закрытых партийных документах приводятся цифры роста наркомании среди ограниченного контингента. Я не имею права разглашать, скажу одно – это страшные цифры!

Он говорил все уверенней, видимо, не раз и не два думал над этим.

– Что касается отношения в мире к Советскому Союзу… Из нас всегда лепили образ врага, и Афганистан дал очередной повод, реальный, а не выдуманный. И товарищ Шереметьев прав относительно состояния нашей промышленности. Она ориентирована на оборону, считай – на войну. А для населения мы почти ничего не производим. Автомобилей, бытовой техники, нормальной одежды – всего не хватает! На Западе военные разработки служат прогрессу, все новое тут же находит применение для мирной продукции. У нас наоборот. Все засекречено, все новое и лучшее – для оборонки. Отсюда постоянный дефицит… Да все вы прекрасно знаете! Михаил Сергеевич неоднократно говорил об этом. Перекосы в экономике. Слишком перевешивает военпром.

Миша сделал небольшую паузу и закончил:

– Когда-то я считал, что армия призвана защищать мир, поэтому и поступил в военное училище. Сейчас мне кажется, что мы марионетки в руках правительства, а оно преследует какие-то свои, недоступные нашему пониманию интересы.

– Так ты не пойдешь с нами? – нахмурился Кирилл.

Миша взглянул на него и коротко вздохнул.

– Пойду. Хотя и не считаю этот поступок разумным. Я дал слово и должен быть рядом со своими товарищами. Но надеюсь, эта война продлится недолго, и мы вернемся с нее живыми.

– Мы вернемся героями, – вновь воодушевился Славка.

Маня переводила восторженный взгляд с брата на Мишу. А Свете хотелось крикнуть: «Идиоты! Придурки! В детстве в войнушку не наигрались? Пострелять охота? Так ведь и с другой стороны стрелять будут… Вернуться героями, – а если в цинковых гробах? У мамы на работе сотрудница поседела за один день – гроб запаян, даже не взглянуть в последний раз на сыночка… Или парень один из нашего двора – тоже, говорят, оттуда вернулся. Весь в шрамах, не узнать! Пьет беспробудно, а напьется – бросается на всех подряд, не сладить с ним, и все кричит: „Духи, духи!" … Мишенька, а ты-то что? Вроде все понимаешь, а туда же? Нет, я уговорю тебя, и ты останешься».

Девчонки повисли на своих парнях, глаза на мокром месте – конечно, каждая клялась, что будет ждать. Манюня, ухватив под руки брата и Мишу, лепетала, что отец мог бы гордиться своим сыном.