Книга Татуированный пес - Пауль Маар

Ведьме стало жалко их, и она сказала:

— Ладно, заходите и оставайтесь у меня, уж я вас не обижу!

Она взяла их за руки и повела к себе. На столе уже стояли блинчики с сахаром, молоко, яблоки и орехи. Дети набросились на угощенье, а ведьма тем временем постелила им две чистенькие кроватки. Когда Гензель с Гретель улеглись в них, они подумали, что попали на небеса.

И скоро они уже спали крепким сном. Посмотрела на них ведьма и подумала: «Они очень скверно обошлись со мной, обманули и испортили мой чудесный домик. Но может быть, ещё не всё потеряно. Оставлю-ка я их у себя, буду кормить и постараюсь перевоспитать».

На другое утро она дала им лёгкую работу, а сама замесила тесто, чтобы поправить всё, что было испорчено. Но Гензель любил полакомиться, и сладкие пряники на крыше казались ему вкуснее, чем завтрак на столе. Он вышел и принялся снова объедать дом.

Заметив это, ведьма очень рассердилась.

— Я не стала наказывать вас за вчерашнее безобразие и обман, а вместо этого накормила и уложила спать! — воскликнула она. — Ты же, невоспитанный мальчишка, платишь мне тем, что разоряешь мой дом пуще прежнего!

В наказание старушка отправила Гензеля в сарай и заперла его там, чтобы тот больше ничего не натворил.

Но душа её, конечно, была не на месте. Она всё беспокоилась, как бы он там не оголодал, и потому наведывалась к нему каждые полчаса и спрашивала через щёлку:

— Как ты там? Тебе еды хватает? Ну-ка, высунь-ка пальчик!

Еды у Гензеля было в избытке, но он был страшно прожорлив и хотел получить ещё больше. Вот он и придумал, как обмануть старуху, которая уже плохо видела. Вместо пальца он просунул в щёлку обглоданную косточку и жалобным голоском сказал:

— Сестра меня плохо кормит, я уже весь исхудал.

Ведьма ощупала косточку и сказала:

— В самом деле, совсем отощал! Гретель, нужно ему побольше еды давать!

Но Гретель была ленивой девочкой. Она надулась и заявила, что обеды варить не умеет.

— Раз так, то испеки что-нибудь! — распорядилась ведьма и затопила печь, чтобы приготовить большой хлеб специально для Гензеля. Но когда она развела огонь и решила посмотреть, хорошо ли он занялся, злохитростная Гретель пихнула её в спину, так что ведьма и охнуть не успела, как очутилась в печке. Девочка мигом захлопнула дверцу и задвинула её засовом, оставив бедную старушку гореть в собственной печи.

Потом злая девочка освободила Гензеля из сарая, где он отбывал своё наказание, и вдвоём они перевернули вверх дном весь пряничный домик.

В одном углу у ведьмы стоял сундук с жемчугом и драгоценными камнями, он достался ей в наследство от отца, великого волшебника. Дети набили полные карманы драгоценностями и пустились бежать прочь из волшебного леса.

— А знаешь, что они потом рассказали людям? — спросил Лев.

— Что? — Пёс вытаращил глаза.

— Они насочиняли, будто это ведьма хотела их съесть! До чего же скверные дети!

— Честно говоря, — ответил Пёс, — мне эту историю рассказывали по-другому. События вроде были те же самые, но впечатление совсем другое.

— Ага! — сказал Лев. — Вот видишь, люди скорее верят небылицам, чем правде, а потом с чистой совестью пересказывают эти враки другим. На самом деле в этой истории всё было именно так, как я тебе рассказал, — я это доподлинно знаю от той молодой ведьмы, которая мне её поведала.

— Если так, — задумался Пёс, — то было бы интересно послушать, как волк расскажет «Красную Шапочку».

— Но, поскольку у нас нет под рукой волка, — заметил Лев, пытаясь направить беседу в нужное русло, — придётся тебе рассказывать следующую историю. Теперь твоя очередь.

И тогда Пёс повернулся ко Льву левым боком, чтобы тот мог выбрать подходящую картинку.

Но Лев принялся копаться в своём портфеле, выудил с самого дна очки, с опаской огляделся — не видит ли его кто, кроме Пса, — и нацепил их себе на нос.

— Может быть, мои глаза и правда слабоваты, — признал он. — Но я не хочу, чтобы меня видели в очках. Это не подобает царю зверей.

Лев начал рассматривать картинки.

— Но вот это ведь точно кошка! — торжествующе закричал он и показал на один из рисунков.

— Верно, — ответил Пёс. — Точнее, кот. Его зовут Счастливчик, и он тут в виде исключения — только потому, что стал бургомистром. То есть он попал сюда как должностное лицо, а не за то, что он кот. Иначе я давно бы заклеил эту картинку. Поэтому ты говори так: «Да это никак бургомистр!» А не так: «Да это ведь кошка!»

— Кот стал бургомистром! Вот это да! Хорошая история, наверное. Хочу её послушать. Пожалуйста, расскажи мне про кота! То есть про бургомистра! — поправился он, заметив, как нахмурился Пёс. Потом Лев снял очки и спрятал их на дне портфеля: больше они были ему не нужны, потому что Татуированный Пёс уже начал свой рассказ.

Как кот Счастливчик стал бургомистром

У мамы-кошки было два сына. Одного звали Счастливчик, а второго — Цап.

Счастливчик был рыжим, с тёмными полосками, а Цап — полностью серым. Счастливчик был упитанным и медлительным, а Цап — худым и юрким.

Счастливчик был мягким и добродушным, целый день лежал на лужайке и грелся на солнышке. Шёрстка его блестела в солнечных лучах, словно медь. Он спал днём, а ночью и подавно, отрываясь от этого занятия только на время обеда. Глядя на него со стороны, можно было подумать, что он немного с ленцой.

Его брата редко видели спящим. Даже по ночам он рыскал по лесу или охотился на мышей. Ни один птенец не чувствовал себя в безопасности. Если Цап не охотился, он непременно точил где-нибудь свои когти.

Пока Счастливчик и Цап были маленькими, старая кошка во всём давала им свободу: каждый мог делать, что ему вздумается, и жить в своё удовольствие. Но вот как-то раз кошка решила, что пришла пора заняться воспитанием сыновей.

— Вы уже выросли и теперь должны научиться делать всё то, что умеют делать настоящие коты! — сказала она.

Цап запоминал все с ходу. Ловить мышей он уже умел, приземляться при падении на лапы научился с первого же раза. Скоро он уже знал, как в мгновение ока залезть на дерево, когда приближается собака. Счастливчик же, пытаясь вскарабкаться на дерево, тут же свалился и так и не поймал ни одной мыши — все они бегали быстрее него.

Мама отругала его за такую неповоротливость. Счастливчик обиделся, улёгся посреди лужайки и уснул.