Книга Алатырь-камень - Валерий Елманов

Вот тут-то Вячко и подал своей дружине долгожданный сигнал. Не успели надсмотрщики опомниться, как княжеские отроки и мужи похватали их оружие, попрыгали в ямы и устроили… Боем это назвать было нельзя. Резней вроде бы тоже. Словом, учинили им то, что рыцари проделали два месяца назад с самим князем и жителями города. Долг – он платежом красен.

Не тронули одного Даниила. С ним рассчитался сам Вячко, но не по-подлому. Он пинком небрежно швырнул ему меч, отстегнул корзно,[15]чтоб не мешало, и застыл в ожидании. Поначалу фон Леневарден даже опешил, не решаясь нагнуться, чтобы поднять оружие. Подумал, что это какая-то хитроумная ловушка.

– Не бойся, – криво ухмыльнулся князь. Обломок зуба, выбитого в ту памятную ночь, не переставал болеть ни на минуту. – Одолеешь – уйдешь живым. Никто тебя и пальцем не тронет. Только не осилить тебе в честном бою, – подхлестнул он еще колеблющегося Даниила. – Ты ж как гадюка подлая, только в спину умеешь бить.

– Не только, – возразил фон Леневарден. – И ты в этом сам сейчас убедишься.

Драться он умел. С детства учили. К тому же ему, третьему сыну захудалого рыцарского рода, ничего, кроме этого, и не оставалось. С семи лет мальчишке чуть ли не каждый день напоминали, что из отцовского наследства ему не светит ни одной серебряной марки, разве что доспехи да конь. Все остальное надлежало добыть самому, а чтобы добыть, надо научиться как следует драться.

Даниил научился.

Вот только последние несколько лет, в течение которых ему почти ни разу не встречался достойный противник, оказали фон Леневардену дурную услугу. Он не продержался и пяти минут.

К исходу первой из них он не смог держать щит в левой руке, онемевшей от пропущенного удара русского князя, к концу второй получил глубокую рану у левого бедра, а на третьей – еще одну, уже справа.

Кровь из перерезанных вен хлестала столь обильно, что на пятой минуте поединка он уже сам опустил меч, совершенно ничего не видя перед собой из-за стоящего перед глазами тумана.

Вячко не стал рубить обессиленного врага. Вместо этого он подошел к нему и, размахнувшись, от души влепил Даниилу могучую оплеуху. Рука у князя сызмальства была тяжелая, а он вдобавок специально не снял кожаную рукавицу, усиленную металлическими пластинами. Чтобы все вышло так же, как и в ту ночь, только с точностью до наоборот.

– И отдаю вам долги ваши, яко же и мы их отдаем должникам своим, – медленно и со вкусом произнес он, безбожно перевирая слова молитвы, стоя над поверженным врагом.

Тот неловко дернулся и, повернув голову набок, с усилием выхаркнул из окровавленного рта желтоватый кусочек.

– Око за око, зуб за зуб, – усмехнулся Вячко уже совсем не криво.

Странное дело, но боль в обломке собственного зуба вдруг резко утихла. Он удовлетворенно кивнул и пошел прочь.

– Это в писании зуб за зуб сказано, – произнес кто-то из старых дружинников уже вдогон. – А у тебя, княже, пять за один вышло.

Вячко резко повернулся. Точно. Не соврал старый соратник. На земле рядом с Даниилом желтело уже пять кусочков.

– То реза[16]была, – заметил он еще веселее. – Я ж взаймы брал, а не навсегда. Вот и накопилось.

И тут же, заслышав стук копыт, князь с досадой вспомнил про пятерых дозорных немцев, которые еще с утра отъехали к лесу, дабы не прозевать возможный литовский набег. Ладно, дружинники не вспомнили – им простительно, но ему самому…

– Взять, – кивнул он, указывая на всадников, стоящих у края ямы и остолбеневших при виде ужасной картины гибели своих товарищей, но тут же досадливо поморщился, вспомнив, что все кони остались вверху, а бить немцев на расстоянии тоже нечем. Чтобы усыпить бдительность рыцарей, дружинники не взяли с собой даже луки. Оставалась одна надежда – добежать до быстроногого вороного Щелчка, вскочить на него и…

Однако, пока Вячко садился на коня, пятеро немцев уже неслись во весь опор подальше от смерти. Князь попытался было настичь их, но успел догнать лишь двоих из числа отставших. Одного он просто срубил на скаку, почти не замедляя ход, зато второй успел развернуться и принять бой.

Одолеть князя, невзирая на наличие копья, он все равно не смог, но задержал Вячко изрядно, и оставшихся троих, черными точками мелькавших уже где-то у самого горизонта, князь Кукейноса преследовать не стал – бесполезно.

Вместо этого он, рассчитывая, что епископ уже давно в море, послал полоцкому князю весточку с прошением о помощи, а заодно часть захваченных трофеев: мечи, кольчуги и крепких вислобрюхих коней, привыкших держать на себе рыцарей в железном облачении.

Вроде бы Вячко и слова верные подобрал в грамоте, призывая Владимира Борисовича не мешкая идти вместе с ним на Ригу, которая не могла еще похвалиться надежными укреплениями, но нет. Снова не повезло. Тщетно подождав изрядное количество времени, Вячко все-таки дождался, но совсем не того, чего хотел. Дозорные, предусмотрительно разосланные во всех направлениях, вскоре доложили, что к Кукейносу подступает рать. Вот только идет она не с полуденной стороны, из Полоцка, а с севера.

Потом лишь князь узнал, что из-за шквальных ветров епископ на несколько дней отложил свое отплытие, и когда трое всадников на взмыленных конях прискакали в Ригу, они еще успели застать Альберта.

Епископ же в очередной раз доказал, что священнослужителем он стал лишь потому, что был у своего отца из славного рода Буксгевденов вторым по счету сыном.[17]Земельных же владений у папаши Оттона было раз-два и обчелся. Это детишек стругать легко, каковых он только мужеска пола зачал аж шестерых, а как разбойнику, то есть рыцарю, цена ему была невелика.

Потому и подался Альберт вначале в каноники к бременскому архиепископу Гартвигу, а уж потом тот его назначил сюда, преемником цистерцианского монаха Бертольда, погибшего в неравном бою с проклятыми язычниками-ливами.

Смерть Даниила фон Леневардена ливонский епископ никому с рук спускать не собирался. Это пусть в евангелии болтают о всепрощении. Такие бредни хороши для глупых мирян, а ему, служителю единственно истинной веры и почтительному сыну своей матери – великой католической церкви, надлежит помнить и цитировать совсем иное: «Не мир я вам принес, но меч». Так-то оно понадежнее будет.

Да и то сказать – умный пастырь своих овечек не только с помощью увещеваний да окриков пасет.

Он и про кнут не забывает, да и пользуется им не в пример чаще, нежели словом.

Опять же хороший пастух для сбережения стада непременно заводит собачек, потому как в одиночку ему ни за что не управиться. А чем своих псов кормить? Да тем же овечьим мясом. Вот он и привел с собой рыцарей, дабы усмирить взбунтовавшуюся отару, а заодно и дать подзаправиться ревнителям веры.