Книга Алатырь-камень - Валерий Елманов

Альберт ласково поулыбался в ответ, на все охотно согласился и тут же всучил князю Кукейноса отряд рыцарей. Как ни отпихивался от него Вячко, говоря, что в случае литовского набега он сам пришлет гонцов за помощью, но пришлось брать. А куда денешься, когда епископ, все так же ласково улыбаясь, резонно заявил, что, пока прискачет гонец да пока из Риги подоспеет помощь, поганые нехристи уже вернутся в свои леса. А там, за густыми чащобами да непроходимыми болотами, подика достань этих язычников.

Тут Вячко и в самом деле крыть было нечем. Пришлось возвращаться с немцами, хотя в свой замок он все равно никого из них не пустил. Еще чего не хватало! Селище есть поблизости, там и размещайтесь на постой.

Но и тут не слава богу получилось – похоть латинян обуяла. Это ведь только название одно, что рыцари они да монахи. На деле в первый же день гости принялись лихо задирать местным бабам подолы. Да такого беспутства на Руси не только смерды, но и дружинники себе не позволяли. Во всяком случае, действовали не так нагло, без насилия. Мужичков же, которые попытались кинуться на защиту, рыцари, не мудрствуя лукаво, вздели на мечи да на копья.

Но и тут Вячко, зажав в кулак свой норов, попытался уладить все по-хорошему – приехал с увещеваниями. Мол, негоже вы творите. Не по-христиански это, неужто самим не стыдно?

А потом повнимательнее всмотрелся в их искренне недоумевающие лица и понял: зря он все это. Ни к чему бисер перед свиньями метать. И все отличие этих, закованных в латы, от тех, что хрюкают у него в загонах, состоит лишь в одном: свиньи всегда передвигаются на четырех ногах, а эти чаще на двух, хотя и не всегда. В остальном же все одинаково. Даже волосы на голове и теле почти схожи – такие же светлые, с легкой рыжинкой.

Что же до совести и стыда, то у тех и у других все это отсутствует с самого рождения. Ни к чему оно скотине, даже если она по недоразумению уродилась похожей на человека.

Старший отряда, надменный Даниил фон Леневарден, только спустя час понял, почему к ним заявился князь и о чем толкует. Высокомерно вскинув голову, он слегка сочувственно заметил, что сервов[12]у Вячко и вправду не ахти, но пусть князь не сокрушается. Он, Даниил, обязуется после первого же набега литовцев на земли Кукейноса с лихвой возместить все княжеские потери.

Вот тут-то и не удержался Вячко да сказал ему в глаза все, что думал. И о племени их проклятом, и о совести, но больше всего Даниил скривился, когда князь заявил, что теперь понимает, почему они язычников могут крестить только силой.

– Глядя на таких служителей божьих, начинаешь догадываться, в чьем обличье дьявол по белу свету бродит, – бросил он в запале.

Хорошо хоть, что со свиньями их не сравнил. Да и то не потому, что сдержался, а просто в горячке выскочило из головы. Опять же, если подумать, то даже хорошо, что не сравнил. Негоже свиней оскорблять, ставя их на одну доску с этими. С хавроний-то вреда нет, одна польза. Опять же они – твари божьи, а эти чьи – неведомо. Скорее всего, просто… твари.

Сосед князя[13]помрачнел, но сдержать себя сумел. За плечами фон Леневардена было уже немало боев с тех пор, как он в лето тысяча двухсотое от рождества Христова вместе с несколькими сотнями других рыцарей высадился в Динаминде.

За шесть годков, которые он здесь провел, Даниил привык сдерживать себя, не поддаваться первым чувствам. Потому и оставался до сих пор в живых, да не просто в живых – одним из первых получил лен[14]от рижского епископа.

– Я понял тебя, княже, – холодно глядя на Вячко светло-голубыми льдистыми глазами, ответил он. – Больше в этом селении, – сделал рыцарь особый упор на последние слова, – мои люди не тронут ни одного серва.

Через сутки он внезапно напал ночью на Кукейнос и, еще более надменно возвышаясь над Вячко, заключенным в оковы, не без иронии заявил:

– Я сдержал слово. С того дня никто из моих рыцарей не тронул ни одной девки. Зачем нам навозницы? У тебя в Кукейносе бабы куда чище.

– Да у меня и в том селе народ намного чище твоих свиней, которых ты называешь рыцарями, – гордо выпрямился Вячко, с ненавистью глядя на немецкого рыцаря.

Фон Леневарден умел сдерживаться, но только тогда, когда его к этому вынуждали обстоятельства. Сейчас нужды в этом не было, и потому через секунду после дерзкого ответа русский князь уже валялся на полу, сбитый с ног могучим ударом Даниила.

Впрочем, пленение Вячко длилось недолго. Едва узнав о случившимся, епископ Альберт прислал гонца со строгим повелением немедленно освободить из оков и князя, и всех жителей, да не просто освободить, а вернуть город и все имущество.

С последним фон Леневарден расставался неохотнее всего. Однако пришлось подчиниться, а князя самолично привезти в Ригу.

Рижский епископ встретил Вячко как родного сына. И обнимал его ласково, и переодеть дорогого гостя во все новое повелел, и подарков чуть ли не насильно напихал, сокрушаясь о том, как нехорошо все получилось.

Князь Кукейноса, не подавая вида, подарки принял, на извинения Альберта отвечал соответственно. Он даже, внутренне содрогаясь от ненависти, заставил себя пожать в знак примирения руку Даниилу и еще ухитрился выдавить из себя улыбку.

– Между почтенным рыцарем и тобой, княже, возникло лишь некоторое недоразумение, – заметил епископ. – Однако опасность литовского набега на твой град все равно осталась, а потому, после того как у нас все закончилось миром, бери-ка ты отряд рыцарей и направляйся, не мешкая, в Кукейнос. Негоже в столь тревожное время надолго оставлять свои владения. А чтоб в другой раз такого не случилось, пусть лучше рыцари поселятся в самом граде, под твоим постоянным присмотром. Да и тебе так намного спокойнее будет, – завершил он свою речь.

Пришлось везти немцев с собой. Пока добирались до города, Вячко, продолжая улыбаться, успел продумать все наперед. Тем более, как он заметил, и сам Альберт торопился, собираясь отплыть за новыми пилигримами.

Прибыв в Кукейнос, князь объявил, что негоже своих защитников размещать на постое у местных жителей, а надобно для дорогих гостей построить отдельный просторный дом, в котором они и поселятся все вместе. На это согласился даже фон Леневарден, подозрительно относящийся к Вячко. И на то, чтобы рыцари сами надзирали за местными лэттами, которые будут трудиться на постройках, он тоже дал добро.

Всего через две недели немцы, разомлевшие на жарком солнышке, в очередной раз беспечно сложили свое оружие подле ям, где добывался камень для городского строительства, и остались лишь с кнутами, которыми подхлестывали сервов, трудившихся в поте лица.