Книга Единожды отвергнув - Лилиан Тревис

— Нет, это Лина. Позвать Джессику?

Лина. У нее такой приятный голосок. Наверняка она ненамного старше Серены.

Сердце Фелипе словно сжала чья-то холодная рука.

— Позовите, пожалуйста, — произнес он в трубку. — Если ваша сестра не занята.

Ему пришлось подождать еще несколько минут, прежде чем трубку взяла Джессика.

— Да, слушаю?

Голос Джессики потверже, чем у ее младшей сестры, но не менее женственен. Фелипе вспомнил, как она выглядела возле беговой дорожки: розовая майка натянута на полной груди, длинные стройные ноги облегают узкие джинсы, на самых свежих и нежных губах, какие только доводилось видеть Рабалю, ни намека на помаду. Высокая красивая блондинка. И, несмотря на то что ее голубые глаза были холодны как лед, Фелипе распознал в ней внутреннее пламя.

— Это Рабаль, — произнес он, чуть заметно улыбнувшись, когда на том конце провода раздался быстрый тревожный вздох. — Пора браться за дело всерьез, дорогая.

2

Фелипе уже находился в офисе конезавода, когда Джессика въехала во двор. Захлопывая дверцу пикапа, она увидела боливийца через окно, и ее сердце тревожно застучало.

Возможно, отцу Джессики и нравилось сотрудничать с семейством Рабалей, но она от этого не в восторге. И дело заключается даже не в непомерной плате за услуги породистого жеребца или в личной неприязни. Просто боливийский клан славится своей беспринципностью, а Джессика презирает любого, кто норовит воспользоваться преимуществом над слабым. К сожалению, старый дон Рабаль предпочитал действовать именно таким образом. Он находил стоящие на грани краха предприятия, ссужал их владельцев деньгами или обещаниями финансовой помощи и ждал удобного момента, чтобы одним ловким маневром добить еле дышащего партнера и всецело завладеть его бизнесом.

Войдя в офис, Джессика обнаружила Фелипе сидящим за ее столом и просматривающим бухгалтерский отчет за прошлый год, где были указаны в цифрах все понесенные их предприятием убытки. Она до сих пор не могла без содрогания вспоминать жуткий пожар, причинивший конезаводу колоссальный ущерб. На бумаге это выглядело полной катастрофой. Однако Джессике не хотелось показывать Рабалю свой страх.

— Нашли то, что вас интересует? — мрачно спросила она.

Фелипе издал невыразительный звук и сокрушенно покачал головой.

— Ситуация хуже, чем я предполагал.

Джессику охватила жаркая волна стыда и смущения.

— У нас выдался трудный год.

— Это мягко сказано. — Он бросил отчет на стол. — Конезавод совершенно не имеет доходов. Что случилось с вашей племенной программой? Где инвесторы, арендаторы конюшен, владельцы лошадей?

Джессике стало дурно при мысли, что придется защищать семейный бизнес, особенно от человека, которому они должны столько денег.

С другой стороны, пятьсот тысяч за покрытие кобылы — чистой воды грабеж. Возмущенная этой мыслью, Джессика не смогла скрыть враждебности.

— У нас многие держат лошадей. Сейчас мы воспитываем больше животных, чем когда бы то ни было.

— Да, но это в основном пони, а не беговые рысаки.

— Возможно, подобная работа кажется вам тривиальной, но наш конезавод пользуется неплохой репутацией, и…

— Жаль только, что у вас нет компетентного менеджера, — мягко прервал ее Рабаль.

— Я и есть менеджер.

— В том-то и беда, — усмехнулся боливиец.

Итак, клинки обнажены. Фелипе больше не заботило, задевает ли он своими словами чьи-то чувства. Война объявлена, и в ней нужно победить.

Он поднялся из-за стола и подошел к окну. Его внимательный взгляд скользнул по отдаленным строениям, по амбару, требующему новой крыши, по недостроенным конюшням, возведенным на месте сгоревших.

— Вы не выплатили мне долг, но и здесь ничего не сделали. Куда же уходят деньги?

Слова боливийца звучали прямым обвинением и причиняли боль. Джессика закрыла глаза, впервые в жизни пожалев, что некогда воспылала страстью к лошадям, полюбила запах душистого сена и зеленые окрестные лужайки. Если бы она была безразлична к кобылам, их потомству, жеребцам и конным бегам, то смогла бы с легкой душой бросить все и уйти. Начать другую жизнь. Однако Джессика любит семейное дело и потому не может расстаться с ним.

Фелипе отвернулся от окна и принялся рассматривать ее столь же пристально, как накануне здешнее хозяйство. Его взгляд, казалось, пронзил Джессику насквозь. Она почти осязательно ощутила его прикосновение. Однако ей этого вовсе не хотелось. Она вообще не желала иметь с Фелипе Рабалем ничего общего. Ни сейчас, ни в будущем.

— Все средства идут в дело, — горячо ответила она, движимая странным чувством, которому пока не могла найти определения. Ее сердце стучало, словно у годовалого жеребчика, несущегося по беговой дорожке, а к глазам почему-то подступали слезы. — Наш конезавод лет десять борется за выживание. Но в этом году мы достигли некоторых успехов. Причем произошло это именно под моим руководством. — На последних словах Джессика сделала особое ударение. Вздернув подбородок, она с вызовом смотрела в светло-карие глаза Рабаля. — Насколько я понимаю, в вашей стране мужчины не вступают в деловые отношения с дамами, но в данном случае у вас нет выбора. Мой отец отошел от бизнеса, и сейчас я управляю конезаводом, выписываю чеки и принимаю решения.

Фелипе пожал плечами.

— Ничего не имею против сотрудничества с женщинами. Мне лишь не нравится иметь дело с глупыми людьми. — Он помедлил, наблюдая, как расширились ее глаза и приоткрылись губы. — Но вас я таковой не считаю. Думаю, вы достаточно умны, чтобы понять: я не тот, кого можно водить за нос.

Подобное высокомерие едва не вывело Джессику из себя. Но кроме возмущения она испытала и другое чувство. Невольное восхищение. Ясно, что Рабаль поднаторел в подобных спорах. Джессика по сравнению с ним слабее котенка.

Впервые ей пришло в голову, что она может не справиться. И что тогда? Что случится с конезаводом, со всей их семьей?

Джессика представила себе Лину, нервно комкающую посудное полотенце. Ее горло сжалось, и она с трудом проглотила комок.

— Я и не собираюсь играть с вами в кошки-мышки, дон Рабаль. Мне необходимо лишь одно: выработать план выплат. Но хочу предупредить, что не собираюсь расставаться с конезаводом. Его основал мой прадед. Мы все считаем это место своим домом.

— Мисс Бейн…

— Нет! Прошу вас, дайте мне еще один год.

Ей почудилось, что каменное выражение лица боливийца едва заметно смягчилось. Однако это продолжалось всего секунду. Затем он решительно покачал головой.

— Для чего? Чтобы полюбоваться на очередной пожар? Простите, дорогая, но на это я пойти не могу.

Джессике вдруг стало трудно дышать. Казалось, помещение лишилось всего кислорода.