Книга Любовь, вне игры. История одного политического самоубийства - Ирина Хакамада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
15.30. Интерфакс
Лица, удерживающие заложников в московском кафе, отпустили троих подростков, сообщил официальный представитель оперативного штаба по освобождению заложников. Освобождение произошло в результате усилий переговорщиков штаба при посредничестве депутата Федерального Собрания, председателя Комитета по экономической политике Государственной Думы Марии Гордеевой…
* * *
Когда-то белый кафельный пол был заляпан следами грязных ботинок. К стене жались не испуганные, нет, скорее – изможденные нервным ожиданием люди. Они с надеждой смотрели на Марию, пытались что-то спросить, но человек в маске жестко оборвал их попытки:
– Молчать! Кто слово скажет – убьем. Если в туалет – молча поднять руку.
Мария присоединилась к группке заложников.
Опустилась на пол. Под тяжестью навалившейся вдруг усталости прислонилась к стене.
Возникло абсурдное чувство удовлетворения – она хотела, она это сделала.
«Все. Пока все. Теперь нужно ждать… Терпеть и ждать нужного момента. Без агрессии. Лишь бы никто не дернулся – будь то террористы, заложники, власть. Просто ждать… Еще бы набраться терпения. Как же все это выдержать? Заменить. Да-да-да-да, заменить настоящее на прошлое. Убежать отсюда, закрыть глаза и убежать… Туда. Где все по-другому…»
Меня по-настоящему трогают обычные человеческие истории. Кто-нибудь порежется листом бумаги, и меня пробирает, потому что я могу это на себя примерить…
К. Тарантино[1]
Двумя годами раньше
Мария сидела за столиком кафе и задумчиво смотрела в окно. Украшенный гирляндами Арбат готовился к встрече Нового года. В свете уличных фонарей кружились, падая, снежные хлопья. Холодный вечер рассаживал припозднившихся прохожих в многочисленные кафе. Изредка хлопала входная дверь, заставляя вздрагивать – не он ли?
«Важные гости всегда приходят позже», – когда-то внушал ей Андрей. С тех пор она пришла вовремя один раз – сегодня. Во все другие дни, месяцы, годы, как послушная ученица, Мария следовала его советам: как ходить, во что одеваться, как улыбаться и говорить.
Он контролировал ее первые шаги на политических тусовках: учил не стоять одной, стискивая бокал в потной ладошке, не зажимать в угол чиновника, вызывая у того приступы ненависти предложениями по сокращению количества сотрудников Белого дома, свободно общаться с госсекретарем Америки, плохо владея английским языком.
А после – занимался «разбором полетов». Язвительно высмеивал бижутерию и прическу «училки», ловил оброненные глупости и неграмотные фразы, критиковал суждения, разбивал иллюзии…
Иногда Марии казалось, что насмешки Андрея – плод личной неприязни. Попытка растоптать ростки уверенности в себе. Ненависть, прикрытая маской содействия. И лишь понимание, что без его сарказма она обречена на провал, не позволяло запустить в него чем-нибудь тяжелым. Со временем пришло понимание, что Андрей тайно восхищался ее смелостью. Роняя колкости, помогал молодой, неопытной, но амбициозной девушке стать профессионалом в мужском мире политики.
А потом Андрей исчез. Ссылаясь на срочные дела, важных гостей, семейные обстоятельства, позволил самой решать, как ходить, во что одеваться и как разговаривать. Именно тогда она выкинула всю бижутерию и подстригла волосы. Научилась устраивать себе «разбор полетов» и больше не нуждаться в его помощи.
Вот только с иллюзиями вышла промашка. Иллюзий всегда становилось жалко. Избавляться от них не хватало духа, с ними было как-то уютнее жить, хотя чуть ли не ежедневно они разбивались, превращаясь не в осколки даже, а в мелкую пыль.
– Вы бы прошли в конец зала, – у нее за спиной возник узнавший известного политика администратор, – там все же спокойнее. Скажите, кого вы ждете, мы проведем…
– Спасибо, я останусь здесь…
Услужливый администратор незаметно исчез, прихватив с собой опустевшую чашку.
Мысль по прошествии стольких лет позвонить Андрею пришла неожиданно. В десятый раз прокручивая в телефонной трубке список имен, в поисках того, чьему обладателю она смогла бы пересказать хронологию семейных событий, Мария обнаружила, что позвонить совершенно некому. Такое количество знакомых и ни одного, перед кем она в состоянии предстать не политиком, не железной бабой, а женщиной.
Возможно, ее выбор был ошибкой. Возможно, и вовсе не стоило звонить. И его «Хорошо, я приеду» – просто дань неожиданности, удивление, что она до сих пор помнит номер… Вторая сигарета – Андрея нет. Глупо. Как глупо! Ведь уму непостижимо, сколько лет прошло! На что она надеялась?.. Конечно. Сейчас позвонит, сообщит, что занят…
– Привет! Ты вовремя? Повторяешь ошибки молодости?! – Андрей опустился в кресло напротив. Подозвал официанта, сделал заказ. – Ну, рассказывай, что у тебя стряслось?
Мария с любопытством разглядывала Андрея сквозь дым сигареты. Десятилетие как будто не затронуло его. Возможно, прибавило несколько морщин, сделало чуть резче черты, добавив лицу выразительности, а в остальном – все так же подтянут, чертовски строен в своем безупречно сидящем костюме и хорош собой.
– Почему обязательно «стряслось»?
Ей требовалось потянуть время. Найти, как в детских журналах, десять отличий. А главное – вновь привыкнуть, приладить себя, изменившуюся, к человеку из своего прошлого…
– Ну хорошо, не «стряслось»… – Он бросил на Марию оценивающий взгляд. – Судя по виду, у тебя действительно все классно. Из угловатой забавной девчонки все-таки вышла железная леди. Молодец.
– А ты не верил?
– Ни капли. – Андрей отпил немного кофе. – Такая наивная дура, идеалистка и вдруг – политик? Глупо было надеяться…
В его темных глазах мелькнули и снова спрятались маленькие золотые чертики… Мария поймала себя на мысли, что привыкать ей в принципе не к чему. Всего две минуты в его обществе, а она, как прежде, уже готова швыряться пепельницами.
– Ах так?! – Она наконец расслабилась. – Зачем же ты тогда…
– Что? Возился с тобой?.. – Андрей удивленно вскинул бровь, вытащил пачку сигарет, задумчиво взял одну. – Ну… видишь ли… Думал, пройдет ну этак лет десять, и, чем черт не шутит, увижу перед собой стильную, умную стерву… Мечты сбываются!.. Я, кстати, развелся. Свободный мужчина в расцвете лет… Так что у тебя стряслось? Ты ведь никогда не звонила, значит, стряслось?
И столько сквозило в его последней фразе долгожданного сочувствия, что стерлись прошедшие годы и нелепые сомнения. Дала трещину непробиваемая стена, тщательно воздвигаемая в целях самозащиты.
– Ты знаешь… у него родился ребенок…
Андрей крутанул колесико золотой зажигалки. Хлопнул крышкой, забыв прикурить.
