Книга Бетонный остров - Джеймс Грэм Баллард

Мейтланд ощупал поврежденное бедро обеими руками. Было уже без четверти два ночи. Ярдах в двадцати от него в серебристой крыше «ягуара» отражались отдаленные огни автострады. Мейтланд сел и сжал кулаки, пытаясь сдержать рвущийся крик. Он понял, что запасы энергии у него на исходе — хватит лишь на полчаса напряженных усилий. Повернувшись на бок, он подтянул левую ногу и с трудом поднялся на колени.

Хватая ртом ночной воздух, Мейтланд больше не пытался себя контролировать. Он беспомощно прислонился к откосу, погрузив руки в остывшую землю. Его рваный костюм уже покрылся легкой росой и холодил кожу. Мейтланд взглянул на крутой склон и вслух рассмеялся над собой:

— И как же, черт возьми, я туда взберусь?.. Все равно что на Эверест.

Когда он сел на корточки, стараясь преодолеть боль в поврежденном бедре, вся ситуация показалась ему какой-то глупой шуткой, которая зашла слишком далеко. Дефектная покрышка, удар по голове — и он вдруг выпал из реальности. Мейтланд подумал об Элен Ферфакс, спящей в своей квартире, как всегда, с левой стороны двуспальной кровати, заполнявшей собой всю крохотную спаленку; ее голова лежит на правой подушке, словно она поручила одним частям тела представлять саму себя, а другим — Мейтланда. Любопытно, что эта хладнокровная и самостоятельная докторша спала всегда беспокойно. Кэтрин же, в отличие от нее, безмятежно спит в своей белой спальне, и на ее бледной шее подрагивает луч лунного света. В сущности, весь город, часть огромной бессознательной Европы, давно погрузился в сон, и только он копошится на всеми забытом островке безопасности, как ночной кошмар этого дремлющего континента.

На свод туннеля под виадуком упал свет фар. Где-то на пустынной дороге зашумела машина.

— Помогите… Стойте…

Мейтланд не раздумывая замахал рукой. Он слушал, как машина удаляется, унося довольного жизнью водителя с надежно спрятанным в кармане ключом к теплой постели в загородном доме.

— Ладно… Попытаемся еще раз…

Он пополз по склону, подволакивая поврежденную ногу, но, вскарабкавшись на два фута, рухнул на мягкую землю. Даже это .незначительное напряжение многократно усилило боль в тазобедренном суставе. Не в состоянии двигаться, Мейтланд встал на колени и уткнулся лицом в разрытую землю, приникнув щекой к холодному грунту. Он уже понял, что не сможет взобраться на откос, но все еще пытался ползти вверх, загребая ладонями рыхлую почву и подтаскивая себя по осыпающейся поверхности, как раненая змея.

— Кэтрин…

В последний раз Мейтланд прошептал имя жены, полностью отдавая себе отчет в том, что неким подспудным образом возлагает на нее вину за свое положение, за боль в поврежденной ноге и за ночной холод, обволакивающий его тело, как мокрый саван. На смену краткому приливу уверенности пришло чувство тяжелой депрессии. Мало того, что Кэтрин решит, что он проводит ночь с Элен Ферфакс, но ей к тому же будет на это глубоко наплевать. Хотя ведь он сам чуть ли не умышленно создал эту ситуацию, словно специально подготовив почву для аварии…

Над автострадами воцарились ночь и тишина. Натриевые фонари озаряли высокий пролет виадука, вздымавшийся в воздухе, словно какой-то заброшенный черный ход на небеса. Опершись руками о склон, Мейтланд приподнялся на левой ноге. Правая нога повисла, как привязанный к ремню охотничий трофей. Высокая трава колыхалась в ночном воздухе, а примятые стебли указывали путь, проделанный Мейтландом за вторую половину дня. Придерживая обеими руками покалеченную ногу, он заковылял по этому травяному коридору.

Среди ржавых обломков, едва различимых в густых зарослях, показался серебристый фюзеляж его автомобиля. Мейтланд добрался до задней двери «ягуара». Выбившись из сил, он уже хотел было залезть на заднее сиденье, как вдруг вспомнил о картонке с бутылками.

Он обошел машину с тыла, открыл багажник и, вытащив бутылку белого бургундского, завозился с оберткой. Затем достал из ящичка с инструментами разводной ключ. Со второго удара горлышко отвалилось. Прозрачная жидкость выплеснулась в холодный воздух и потекла по ногам.

Примостившись на заднем сиденье «ягуара», Мейтланд сделал первый глоток теплого бургундского и сморщился от боли: в пораненном рту защипало от алкоголя. Через несколько секунд вино согрело грудь, а в покалеченном бедре почувствовалась пульсация. Вытянув ногу на сиденье, Мейтланд стал методично прикладываться к бутылке. Боль в бедре постепенно начала отступать. Вскоре он был уже слишком пьян, чтобы сфокусировать взгляд на часах, и потерял всякое чувство времени. Встревоженная ночным ветерком трава жалась к окну, заслоняя откосы автострады. Мейтланд лежал с бутылкой в руках, приклонив голову к оконной стойке. Болевые точки, созвездиями покрывавшие грудь и ноги, одна за другой начали пропадать, и атлас ран, в который превратилось его тело, исчез, как погасшее небо.

Преодолев жалость к себе, он снова подумал о Кэтрин и сыне. Вспомнил, как в холодной эйфории шатался по автостраде, выкрикивая машинам имя жены. Раз уж на то пошло, надо было хотя бы поблагодарить ее за то, что его сюда забросило. Большинство самых счастливых минут своей жизни он провел в одиночестве — когда в студенческие каникулы ездил по Италии и Греции, когда после получения диплома три месяца колесил по Соединенным Штатам. Вот уже сколько лет он пытается воссоздать миф о своем детстве. Запечатлевшийся в мозгу образ маленького мальчика, вечно играющего в одиночестве в длинном пригородном саду, окруженном высоким забором, как ни странно, приносил утешение. В ящике стола у себя в офисе он держал фотографию семилетнего мальчика в рамке, но на ней был изображен не сын, а он сам, и объяснялось это не только тщеславием. Возможно, даже его брак с Кэтрин, неудачный по общепринятым меркам, потому и оказался идеальным, что воссоздал для него этот воображаемый безлюдный сад.

Посасывая вино из разбитой бутылки, Мейтланд уснул за три часа до рассвета.

ГЛАВА 4резервуар с водой

Он проснулся, когда уже вовсю сияло солнце. О боковое окно в изголовье терлась трава, стебли плясали назойливый менуэт, словно давно пытались его разбудить. На тело падала полоса теплого солнечного света. Не в силах пошевелиться в течение нескольких секунд, Мейтланд протер заляпанный маслом циферблат часов. Было без четверти девять. Он в неуклюжей позе лежал на заднем сиденье автомобиля. Откоса автострады видно не было, но постоянный грохот, столь же пугающий и столь же успокаивающий, как звукозапись знакомого кошмара, вернул его к реальности.

Начинался утренний час пик, и тысячи автомобилей снова потянулись к центру Лондона. Гудки перекрывали гортанный ' рев дизелей и непрерывный гул машин, проходящих по туннелю виадука.

Под правой рукой лежала бутылка из-под вина, ее отбитый край впился в локоть. Мейтланд сел, вспомнив о вызванной вином анестезии. Затем, словно прятавшееся где-то на задворках сознания, всплыло слабое воспоминание о кратком приступе жалости к себе.

Мейтланд оглядел свое тело, с трудом узнавая себя в фигуре нищего оборванца, скрючившегося на заднем сиденье. Пиджак и брюки были заляпаны кровью и маслом. Рубец на правой руке, оцарапанной проходящей машиной, покрывала машинная смазка. Правое бедро распухло от обширного ушиба, а верхушка бедра, казалось, накрепко застряла в тазобедренном суставе. Мейтланд перегнулся на переднее сиденье. Кровоподтеки и ссадины покрывали его тело, как следы молоточков на мембране заигранных ударных.