Книга Смерть ради смерти - Александра Маринина

Полковник Виктор Алексеевич Гордеев был наделен подчиненнымипрозвищем Колобок из самых лучших чувств. Над ним уже лет тридцать никто несмел подшучивать, и прозвище, которое приклеилось к нему еще с юных лет икочевало из поколения в поколение, передаваясь от уходящих на пенсию молодымновичкам, к нынешнему времени обрело смысл почти угрожающий: не смотрите, что якругленький и лысый, я на самом деле – свинцовый шар.

Оперативку он начал, как всегда, спокойно и приветливо. Новсе его сотрудники знали, что, даже если кому-нибудь из них грозит крупныйразнос, Колобок никогда этого не покажет заранее. Он любил своих ребят иотносился к ним уважительно, считая, что лишняя, особенно преждевременная,нервотрепка раскрытию тяжких преступлений против личности отнюдь неспособствует.

– Что-то я давно не слышал, как движутся дела поБитцевскому парку, – начал он. – Слушаю, Лесников.

Игорь Лесников, самый красивый сыщик на Петровке и в то жевремя один из самых строгих, серьезных и обязательных сотрудников, начал обстоятельнодокладывать о том, какая работа проделана для раскрытия серии изнасилований,совершенных в течение месяца в Битцевском парке. Дело расследовалось ужечетвертый месяц, первоначальная горячка поутихла, а в таких случаях Колобокпризывал подчиненных к ответу примерно раз в неделю. Настя внимательно слушалаИгоря, стараясь не сбиваться на мысли об убийстве Галактионова, потому что вработу по Битцевским изнасилованиям она сама внесла немалую лепту, долго икропотливо составляя схему, которая позволила вывести некоторые закономерностив совершении преступлений. Исходя из этих закономерностей они с Игоремнарисовали примерный портрет преступника, его психологическую, поведенческуюхарактеристику и теперь терпеливо, день за днем, отрабатывали всех возможныхподозреваемых. Точнее, отрабатывал сам Игорь, каждый вечер принося Настерезультаты своих трудов, а уж она занималась анализом полученной информации.

– Медленно, медленно работаете, – недовольносказал Гордеев. – Но в целом направление кажется мне перспективным. Так,убийство Галактионова. Кто доложит? Каменская?

– Разрешите, Виктор Алексеевич, я доложу, –вызвался Коротков. – У нас возникли новые обстоятельства. Круг знакомыхГалактионова чрезвычайно широк, вы об этом знаете. За три недели опрошено болеесемидесяти человек, которые могли дать какую-либо информацию о самомГалактионове и о возможных причинах его убийства. Еще три дня назад нампредставлялось…

– Кому это – нам? – ехидно перебил егоКолобок. – Мне? Анастасии? Николаю Второму?

Юра перевел дыхание и, сделав небольшую паузу, продолжил:

– В первую очередь, так думал следователь Лепешкин, и ябыл с ним полностью согласен. Поэтому я убедил в этом Каменскую.

– А у нее своей головы нет на плечах? Ладно, продолжай.

– Нам представлялось, что круг лиц, обладающихинформацией о Галактионове, нами выявлен полностью. Полученная от этих людейинформация постоянно дублируется, повторяется в показаниях, называются одни ите же факты, фамилии, имена, адреса. Все версии, выдвинутые на основаниисобранных сведений, проверяются, выдвигаются новые версии. Однако вчера былаполучена новая информация, на основании которой мы можем считать, что кругзнакомых Галактионова охвачен не полностью и что у него была некая сферадеятельности, о которой никому из опрошенных ничего не известно. Как моглополучиться, что мы не узнали об этом раньше? У меня нет готового ответа, ВикторАлексеевич. У меня есть только предположения, которые я пока не хотел бывысказывать, чтобы никого зря не обижать.

Гордеев поднял глаза от листка бумаги, на котором что-тозадумчиво чертил, слушая оперативников, и вопросительно посмотрел на Настю. «Тыв курсе? О чем это он говорит?» – спрашивал его взгляд. Настя едва заметнокивнула, мол, все правильно, если нужны подробности – я потом все объясню.

– Обижать не надо, это ты правильно решил, –покивал круглой лысой головой Виктор Алексеевич. – Но и голову мнеморочить не стоит. Как ты предполагаешь действовать дальше? Как собираешьсявыявлять эту таинственную сферу деятельности Галактионова?

– В первую очередь я собираюсь тщательнопроанализировать все имеющиеся показания, чтобы попробовать выявить дефектыдопросов.

– Иначе говоря, ты собираешься посмотреть, нельзя ливытрясти что-нибудь из тех, кто уже попал в поле вашего зрения. Ты хочешьпопытаться понять, есть ли среди этих людей такие, которые явно о чем-тоумалчивают. Я правильно перевел твою речь на человеческий язык?

– Правильно, товарищ полковник. У нас нет возможностирасширять круг проверяемых до бесконечности в поисках людей, которые с первогоже вопроса выложат нам все, что мы хотим узнать. Я считаю, нужно идти по путиинтенсификации, постараться наилучшим образом использовать уже имеющихсясвидетелей.

– Так.

Колобок обвел присутствующих тяжелым немигающим взглядом.

– Наш уважаемый коллега Коротков решил устроить намздесь небольшой ликбез, дабы за словесным туманом скрыть собственные неудачи.Это печально. Еще более печально, что за столько лет работы в отделе он так ине усвоил, что признаваться в неудачах – не стыдно. Точно так же, как не стыднодолжно быть признаваться в ошибках. Это, может быть, неприятно, но ни в коемслучае не стыдно. Более того, своевременное признание ошибки или неудачиоставляет возможность исправить положение, а чем дальше – тем шанс наисправление положения меньше. Я повторял вам это миллион раз. Повторял?

Он снова обвел глазами всех находящихся в комнате.

– Продолжим работу, – неожиданно мирно сказалКолобок. – Все, кто работает по Галактионову, останутся после совещания.

Настя облегченно вздохнула. Ей было ужасно жаль ЮркуКороткова, добровольно подставившего себя под удар, но они все рассчиталиверно. Колобок должен был им наподдать, это было во всех отношенияхсправедливо, хотя, конечно, откуда им было знать, что Лепешкина нельзя оставлятьнаедине с женщинами-свидетельницами. И нельзя потом принимать за чистую монетуто, что написано в протоколах допросов таких свидетельниц. Настя уже к концупервой недели совместной работы почувствовала, что с Игорем Лепешкиным что-тоне так, но смолчала, полагая, что у человека, почти двадцать лет проработавшегона следствии, должно хватить профессионализма на то, чтобы не смешиватьсубъективные оценки и переживания с фактами и доказательствами по уголовнымделам. Да и сам Колобок Гордеев страшно не любил, когда его сыщики начиналижаловаться на следователей. «Не можете найти со следователем общего языка –грош вам цена как оперативникам», – не уставал повторять он. Кроме Насти иКороткова убийством Галактионова занимался еще Миша Доценко, и они втроемопросили столько людей, сколько сумели, разрываясь между этим преступлением идобрым десятком других. С остальными беседовал Лепешкин. Вот и добеседовался…Одним словом, струсили они, не настояли на своем сразу же, за что и получили отКолобка Гордеева по полной программе. Но главное – они сумели за полчасасоорудить сценарий, результатом постановки которого на оперативном совещанииявилось внезапное озарение их начальника. Не случайно же он ругался, ругался,мораль читал и вдруг ни с того ни с сего перешел к следующему вопросу, словноразговора о Короткове и его неудачах не было вовсе. И не случайно велелостаться после совещания Насте, Короткову и Доценко. Это означало, что он тожевспомнил про Лепешкина и понял, что вины его ребят здесь нет. Они следователейне выбирают. А его вина, вина начальника, есть. Он должен был вовремявспомнить, что такое есть Игорь Евгеньевич Лепешкин, и дать своим подчиненнымжесткие инструкции, а не ждать, пока они набьют синяки и шишки, набираясьсобственного печального опыта.