Книга Пепельное небо - Джулиана Бэгготт

Неужели отец захотел проведать своего ничем не выдающегося сына? Или ему внезапно пришла в голову идея укрепить семейные узы? Есть ли у них общие темы для разговора? Партридж силился вспомнить, делали ли они с отцом когда-нибудь что-то вместе, для развлечения. Однажды, уже после гибели Седжа, отец взял его с собой в бассейн. Партридж помнил только, что отец оказался невероятно хорошим пловцом, он скользил по воде, как морская выдра. После заплыва, на суше, когда отец вытирался полотенцем, Партридж впервые увидел обнаженную грудь отца. Он не мог вспомнить другого случая, когда он видел отца полуобнаженным. На груди его было шесть маленьких шрамов в области сердца, слишком аккуратных и симметричных, чтобы спутать их со следами несчастного случая.

Но вот поезд останавливается у платформы, и Партридж ощущает внезапное желание убежать. Но он знает, что охранник просто ударит его электрошокером в спину. У него уже есть красные следы на руках и шее. И конечно, об этом доложат отцу. Этот побег не привел бы ни к чему хорошему, даже наоборот, совсем бы все испортил. В любом случае, бежать некуда. Круги по окрестностям наворачивать? Это же Купол, в конце концов.

Монорельс доставляет их к дверям медцентра. Охранники предъявляют пропуски и регистрируют Партриджа, просканировав сетчатку его глаз, после чего через детекторы ведут в сам центр. По коридорам они добираются до двери отцовского кабинета, открывшейся раньше, чем в нее успевают постучать.

Дверь открывает лаборантка. Партридж видит в глубине кабинета отца, беседующего с группой таких же лаборантов. Все они смотрят на стену из мониторов, демонстрирующих цепочки ДНК — крупные планы двойных спиралей.

Лаборантка благодарит охранников и усаживает Партриджа в небольшое кожаное кресло за столом отца.

— Вот она, — произносит отец. — Плохая тенденция в поведенческом индексе. Сопротивляемость.

Лаборанты слушают, как трусливые зайцы, запуганные отцом, который по-прежнему не обращает внимания на сына. Ничего нового. Партридж привык к тому, что отец его игнорирует.

Мальчик оглядывает кабинет, думая о том, зачем же его сюда привезли. Он замечает несколько первоначальных чертежей Купола, висящих в рамках над отцовским столом. Ну, не рисуется же отец перед ним, пытаясь что-то доказать. Партридж и так знает, что отец очень умен и пользуется уважением — и порой даже внушает страх.

— Все остальные его индексы в порядке. Почему поведенческий шалит? — Отец обращается к лаборантам: — Есть у кого-нибудь идеи?

Партридж постукивает пальцами по ручкам кресла. Отец зол и яростно трясет седой головой. Партридж замечает, что злость вспыхнула в отце впервые с того самого дня, как похоронили Седжа. Брат умер после завершения кодирования и принятия в ряды Спецназа, нового отряда элитных войск, сформированного из шести недавних выпускников Академии. Отец называет это «трагедией», как будто точно найденное слово может каким-то образом сделать смерть более приемлемой.

Лаборанты переглядываются и отвечают, что «идей пока нет». Отец пристально смотрит на мониторы, нахмурив брови. Внезапно он бросает взгляд на Партриджа, как будто только заметив сына. Жестом руки он отпускает лаборантов. Их уход похож на бегство — они торопливо выскакивают за дверь. Похоже, что они покидают кабинет отца с чувством облегчения. Может, они его втайне ненавидят? Но Партридж не может их в этом винить.

— Ну что, как дела? — спрашивает Партридж, теребя лямку рюкзака.

— Тебе интересно, зачем я тебя сюда вызвал?

— Запоздалые поздравления с днем рождения? — пожимает плечами Партридж. Его семнадцатый день рождения был почти десять месяцев назад.

— День рождения? Ты разве не получил от меня подарок?

Партридж пытается вспомнить, что это было. Дорогая ручка с фонариком на одном конце, «чтобы ты мог заниматься и в позднее время и опередил своих одноклассников», как было написано в записке. Отец наверняка не помнит этого подарка. Партридж даже не уверен, что сама записка была написана отцом, ведь он не знает его почерка. Когда он был ребенком, мама писала записки с рифмованными загадками, которые помогали ему найти место, где спрятан подарок. Она говорила, что традицию стишков-загадок и подарков заложил отец, когда они еще только встречались. Партридж запомнил это, потому что мысль о том, что когда-то они любили друг друга, удивила его. Теперь все не так. Он даже не может вспомнить, пришел ли хоть раз отец на его день рождения.

— Вопрос, по которому я тебя вызвал, никак не связан с твоим днем рождения.

— Значит, отцовский интерес к моей учебе. Сейчас ты должен спросить, научился ли я чему-нибудь важному.

Отец вздыхает. Наверное, с ним никто больше не разговаривает в таком тоне.

— Ты научился чему-нибудь важному? — автоматически спрашивает он.

— Мы не были первыми, кто додумался до идеи Купола. Это доисторическая находка. Ньюгрендж, Даут, Мейсхау и все такое.

Отец садится в скрипнувшее кресло.

— Я помню, как впервые увидел изображение Мейсхау. Мне было лет четырнадцать, и я читал книжку про археологические раскопки. — Отец замолкает и складывает очки. — Это был способ создания вечной жизни. Наследие. Это навсегда запомнилось мне.

— Я думал, что наследие человека — это дети.

Отец пристально смотрит на Партриджа, словно тот появился здесь только что.

— Ты прав. Поэтому я и вызвал тебя. Мы обнаружили сопротивление твоей ДНК к некоторым аспектам кодирования.

Мумии. Что-то не так.

— Каким аспектам?

— Тело и разум Седжа воспринимали кодирование без каких-либо усилий. Вы близки генетически, но…

— Каким аспектам?

— Поведенческим, что очень странно. Сила, скорость, сообразительность — все физические аспекты в порядке. Ты чувствуешь побочные эффекты? Психические или физические? Потеря равновесия, странные мысли или воспоминания?

Да, воспоминания есть. Партридж не хочет говорить отцу, что стал вспоминать мать.

— У меня мороз пошел по коже, когда мне сообщили, что ты меня вызываешь.

— Интересно, — отвечает отец, на долю секунды задетый комментарием.

Партридж показывает на висящие рамки.

— Первоначальные чертежи? Совсем новые.

— Это подарок. За двадцать лет службы.

— Симпатичные. Мне нравятся твои архитектурные проекты.

— Это спасло нас.

— Нас?.. — почти неслышно повторяет Партридж.

Семья из двух — теперь только из двух — человек, раздираемая проблемами.

И вдруг, как если бы это логически вытекало из разговора, отец спрашивает Партриджа о матери. О времени незадолго до Взрыва. Когда за несколько недель до гибели она возила Партриджа на пляж. Странная поездка, где они были только вдвоем.

— Твоя мать давала тебе какие-нибудь таблетки?