Книга Зеркальщик - Филипп Ванденберг

Михель Мельцер испугался (он не ожидал такого эффекта от своего зеркала) и, пользуясь всеобщим замешательством, предпочел удалиться. О дальнейшем исполнении плана должен был позаботиться Иоганн Генсфлейш. А тот, когда ошарашенные жители Майнца повалили из собора, провозгласил, что явление, которое они видели — работа мастера Мельцера, и сделано это для того, чтобы улавливать блаженство святого состояния.

Одного упоминания имени Мельцера хватило, чтобы устранить недоверие, с которым встретили слова Генсфлейша, и все сразу же стали спрашивать о цене и интересоваться, как можно приобрести благодать. Хотя поначалу епископ очень рассердился, поскольку он попался на удочку зеркальщика, но прелаты научили его уму-разуму, напомнив о послании Коринфянам, где говорится о том, что вера может двигать горы, а еще слова кардинала Николая фон Куеса, который заявил, что он верит именно потому, что это абсурдно.

После благословения Церкви заказы на «исцеляющие зеркала», так назвали горожане новое изделие, стремительно увеличились. И в этом же году, во время представления реликвий, на божественное исподнее смотрели уже несколько десятков зеркал, а в следующем году их было уже несколько сотен. И никогда прежде во время паломничества, традиция которого насчитывала уже сотню лет, люди не были настроены столь восторженно и преисполнены такого благоговения.

В мастерской Мельцера за собором теперь день и ночь работали пятеро подмастерьев — все для того, чтобы удовлетворить огромный спрос. И наконец зеркальщик смог заработать достаточно, чтобы оплатить услуги магистра.

Когда одним погожим сентябрьским днем Мельцер отвел Эдиту к Беллафинтусу, девочка вся дрожала от страха. Дом, находившийся на Большой горе, был подобен крепости со сторожевыми башнями. Здание окружала стена и высокие деревья, не пропускавшие ни единого солнечного луча. В комнате, где должно было произойти вмешательство, было холодно и темно, вдоль стен лежали груды старых книжек, исписанных какими-то значками и формулами, совершенно непонятными для непосвященного. Все это совсем не вызывало доверия и выглядело скорее враждебно, и страх Эдиты перед тем, что ей предстояло, не становился слабее.

Мельцер как мог объяснил своей дочери необходимость вмешательства, и хотя Эдите было всего четыре с половиной года, она понимала неотвратимость судьбы и только печально кивнула. Но теперь мужество покинуло ее и по щекам побежали слезы.

Магистр остался невозмутим и, получив оговоренную сумму, привязал ребенка ремнем к высокому ребристому стулу. Затем Беллафинтус дал девочке в большой ложке унцию макового сиропа. Эдита тут же уснула. Магистр привязал голову Эдиты к стулу и сбрил с маленького черепа все волосы.

Мельцеру становилось все хуже и хуже, но он не подавал виду, ведь он знал магистра еще в бытность его учителем латыни и греческого и помнил, что тот не терпел никаких возражений. Но когда Беллафинтус снял свой колпак ученого, который был на нем до сих пор, и засучил рукава черной одежды, зеркальщик испугался.

Из ящика Беллафинтус достал молоток, щипцы и несколько гвоздей длиной с палец и стал нагревать их на огне. Едва они остыли, как магистр начал вгонять первый гвоздь в череп девочки. Мельцер с отвращением отвернулся и выбежал на улицу.

Вернувшись, он увидел, что его девочка хрипит, а на голове у нее окровавленная повязка. Эдита похрапывала, и магистр считал, что операция прошла успешно: он снова разбудил соки в голове и направил их в нужные меридианы.

Мельцер осторожно отнес свою оглушенную дочь домой, уложил в постель и не отходил от нее, пока через два дня она наконец не проснулась. Лицо ребенка искажала боль, но Эдита молчала. Да, теперь дочь зеркальщика вообще ни с кем не говорила, и хотя она, казалось, излечилась от мрачной меланхолии, лечение имело побочный эффект — не менее страшный, чем ее болезнь. Вбивание гвоздей в черепную коробку девочки отняло у нее речь.

И зеркальщик пожалел о своем поступке, о том, что подверг свою дочь таким мучениям только затем, чтобы она была как все. Но разве не предначертана свыше судьба каждого человека? Разве не грех не принимать эту судьбу?

Поразмыслив, Мельцер решил не ходить снова к шарлатану, чтобы тот вернул Эдите речь, поскольку финансовые средства были полностью исчерпаны. Кроме того, у зеркальщика возникло сомнение в способностях Беллафинтуса после того, как его вмешательство не вернуло Эдите жизнерадостность первых лет ее жизни. Теперь, когда девочка подросла, она казалась еще более замкнутой и отрешенной — из-за того, что не могла говорить. Глядя на нее, Мельцер упрекал себя в том, что дочь стала такой из-за него. При этом находить с ней общий язык не составляло для него ни малейшего труда, поскольку Мельцер читал мнение Эдиты в ее глазах.

Что же касается женщин, то зеркальщик был еще слишком молод, чтобы оставаться вдовцом, а в переулке Игроков жил не один ремесленник, у которого была дочь на выданье и который бы с удовольствием породнился с Мельцером. Но зеркальщику никак не удавалось прогнать из памяти воспоминания о своей жене Урсе, и вместо того чтобы искать женщину, он стал искать прибежище в любви к своей дочери Эдите. Мельцер постарался, чтобы она получила надлежащее воспитание, и следил за тем, чтобы Эдита ни в чем не нуждалась.

К тому времени когда девочке исполнилось двенадцать лет, она обладала восхитительными манерами. Эдита выглядела очень мило, в поведении ее была некоторая гордость, не имевшая ничего общего с высокомерием. В тот год произошла встреча, которая самым неожиданным образом изменила жизнь Мельцера и его дочери.

Один богатый купец родом из Кельна, проживавший в Константинополе и торговавший китайским шелком и другими дорогими тканями, собрался в Нидерланды. По пути он остановился в Майнце и у одного из рыночных торговцев увидел зеркало работы Мельцера. Но купца заинтересовало не чудесное свойство, которым, как говорили, обладало зеркало, а прекрасная форма и материал, из которого оно было изготовлено. Конечно, венецианские зеркала отражали лучше, но они были из стекла и так хрупки, что от неосторожного прикосновения разбивались вдребезги. А вот зеркала Мельцера могли даже упасть на пол и не разбиться.

Геро Мориенус, так звали видного византийца, заказал Мельцеру пять сотен зеркал. И как раз в тот момент, когда они скрепили договор рукопожатием, в мастерскую вошла Эдита, и торговец шелками словно внезапно сошел с ума. Он стал громко восторгаться красотой Эдиты, ее правильными пропорциями, ее бездонными глазами и дрожащим голосом поинтересовался, не обещано ли чудесное создание кому-то из мужчин.

Хотя для девушки возраста Эдиты это было в порядке вещей, Мельцера предложение сильно удивило, и он поспешил сказать, что хотя Эдита хорошо воспитана и обучена грамоте, но по причине несчастного случая уже семь лет как молчит и может говорить только глазами. Втайне он надеялся таким образом заставить византийца передумать.

Эдита не поняла, о чем говорили мужчины, но когда незнакомец стал пожирать ее глазами, она развернулась и ушла. И только через год девушка узнала, что той ночью отец пообещал ее византийцу, а узнав, не осознала всей глубины принятого решения.