Книга Клинки Максаров - Николай Чадович

Разные люди и нелюди приходили к Артему во сне, но никто не сказал ему доброго слова. Последнее, что он запомнил из этих сумбурных видений, была девочка в венце смертницы. «Никому не дано заранее знать свое предназначенье, — говорила она. — Люди, рожденные царствовать, весь свой век трудятся носильщиками, а пастух становится потрясателем Вселенной. Не стремись избежать неизбежного, не изнуряй себя напрасными упованиями. Будь стоек и терпелив, и судьба сама укажет тебе верный путь».

Когда Артем проснулся, было уже светло, хотя это вовсе не значило, что наступил день. Вслед за Синей ночью могла, например, следовать Желтая, отличающаяся от дня только цветом и фактурой неба — постоянно меняющиеся оттенки синевы уступали место тускло-лимонному глухому занавесу.

Росы на траве не было, а из-за далеких холмов явственно тянуло теплом. Черепахи с прежней тупой настойчивостью ползли куда-то, словно подгоняемые этим, пока еще приятным ветерком, однако их стало значительно меньше и среди них попадались настоящие гиганты.

Пройдя через все еще настежь открытые ворота Убежища, Артем спустился в одну из подсобных галерей и стал готовить свою машину к дороге.

Трудно было сказать, как давно она изготовлена. Судя по всему, в прошлом ей почти не пользовались, а в сухом, бедном кислородом воздухе Страны Забвения сталь почти не подвергалась коррозии. Но скорее всего подобные машины стали строить уже после катастрофы, вырвавшей из неведомого измерения этот лоскут обитаемой суши. В ней не было ничего, способного гореть — ни пластмассы, ни резины, ни дерева, а только металлы, керамика и жаропрочное стекло. Даже смазку заменял тонкий серовато-синий порошок. Какое-то время, очевидно, она могла идти даже сквозь огонь, тем более, что ее двигатель не нуждался в доступе воздуха, а экипаж мог дышать парами отработанного горючего — обыкновенной азотно-кислородной смесью.

Издали машина (которую можно было назвать вездеходом: пятиметровые рвы и трехметровые стены не являлись для нее препятствием) напоминала огромного таракана. Из продолговатой стальной коробки, лишенной каких-либо признаков дизайна, торчали четыре пары голенастых лап, казавшихся неправдоподобно тонкими по сравнению с массивным корпусом, увенчанным сверху круглым стеклянным колпаком. Впечатление дополняли два длинных гибких щупа, торчавшие далеко вперед. Любые признаки электрооборудования, а тем более электроники, напрочь отсутствовали. Самое сложное устройство — блок синхронизации движения лап, было похоже на внутренности концертного рояля. Множество рычажков, клапанов и противовесов управляли целой паутиной струн разной длины и толщины. В целом конструкция вездехода была проста и надежна, как у паровоза Стефенсона. Все узлы, кроме корпуса, лап и маховика-гироскопа были сдублированы. На немногочисленных рычагах управления имелись незамысловатые и понятные пиктограммы: «Вперед», «Назад», «Влево», «Вправо», «Быстрее», «Медленнее», «Остановка».

Топливный бак был почти полностью заправлен жидким воздухом, которого по расчетам Артема должно было хватить километров на сто. Установив рычаги в положение «Вперед — медленно», он вывел вездеход на поверхность. Впервые за долгое время механический экипаж топтал траву и цветы Страны Забвения.

Через стекло кабины Артем мог видеть, как, переламываясь сразу в двух сочленениях, семенят могучие лапы вездехода. Первая левая, вторая правая, третья левая, четвертая правая — вперед, остальные на месте. Затем все наоборот. Даже на минимальной скорости не так-то легко было уследить за их мельканием. Машина шла плавно, слегка покачиваясь. Едва только щупы обнаруживали впереди какое-нибудь препятствие, как ломаные тараканьи лапы мигом вытягивались, превращаясь в трехметровые столбы, а корпус резко взмывал вверх. Однако, несмотря на эту несложную автоматику, безопасность машины во многом зависела от внимания и сноровки водителя.

Остановив вездеход в таком месте, где он был бы заметен из дома судьи, Артем принялся ждать. О том, что будет, если Надежда (так он окрестил про себя странную девчонку) не достанет нужного количества жидкого воздуха, он старался не думать. То, что он привык называть временем и что не имело никакого названия в Стране Забвения, тянулось невыносимо медленно. Он тряпкой протер пыль во всех местах, где она могла собраться, подтянул все гайки, которые можно было подтянуть, и тщательно проверил весь взятый в дорогу инструмент. Девчонка все не появлялась.

Рядом с машиной прошли несколько женщин, и Артем поймал себя на мысли, что это уже не первые люди, которые проследовали мимо него в одном и том же направлении — к дому судьи.

— Что случилось? — крикнул он им вслед.

Одна из женщин на миг обернулась. Хотя она и ничего не ответила, было что-то такое в выражении ее лица, что заставило Артема спешно покинуть вездеход. Чувствуя в душе смутную тревогу, он пошел вслед за женщинами.

«На следующий день мы обязательно отправимся в путь… но перед этим случится что-то страшное», — так, кажется, сказала девчонка.

На некотором расстоянии от дома судьи стояла небольшая молчаливая толпа, что уже само по себе выглядело странно — люди Страны Забвения не были подвержены стадному инстинкту и редко сбивались в кучи. Время от времени кто-нибудь отделялся от этой толпы и входил в дом, но долго там не задерживался. Лица собравшихся не выражали ни любопытства, ни печали. Просто в жизни судьи Марвина случилось какое-то неординарное событие, и все, кто узнал об этом, пришли засвидетельствовать ему свое почтение. Странно выглядели только окна дома, занавешенные изнутри тяжелой мягкой тканью, той самой, что в саркофагах служит одновременно и подстилкой и одеялом.

Чужеродцу было вряд ли прилично заходить в дом судьи без приглашения, однако сейчас заботиться об этикете не приходилось. Предчувствие беды томило Артема. Пройдя сквозь толпу, он вступил в комнату, где еще совсем недавно вел с Марвином бесплодную и неприятную беседу.

Сейчас незаконченная картина была повернута к стене, а посреди комнаты на широкой каменной скамье лежал судья, весь засыпанный лепестками цветов, сквозь которые обильно проступила кровь. С первого взгляда было ясно, что умер он не по своей воле, и смерть эту вряд ли можно было отнести к разряду легких. Сидевшая у изголовья отца Надежда мельком взглянула на Артема сухими, лихорадочно горящими глазами и вновь принялась машинально обрывать лепестки увядших цветов, которые охапками подавал ей Тарвад.

— Кто… — начал было Артем и осекся, люди Страны Забвения не знали слова «убийство». Долгожданная смерть могла являться в разнообразных обликах, ее дарили друзьям и близким, ее берегли для себя: — Кто… принес ему смерть? — наконец выдавил он из себя.

Вопрос прозвучал грубо и неуместно — это было то же самое, что у постели роженицы выяснять подлинное имя отца ребенка. Тарвад знаком поманил Артема к дверям и вместе с ним вышел из дома.

— Ты что-то хотел спросить, чужеродец?

— Смерть не имеет ног и не приходит сама по себе, — Артем старался говорить образным, витиеватым языком, близким и понятным этим людям. — Ее приносит или Лето, или глубокая вода, или случайно взорвавшийся сосуд с холодом. Кто принес смерть судье Марвину?