Книга Обычный человек - Филип Рот

Отец был в палате в тот момент, когда туда зашел доктор Смит — представиться ему. На хирурге был не белый халат, а деловой костюм, и, завидев доктора, отец тотчас же вскочил на ноги с криком: «Это же доктор Смит!»

— А это, я полагаю, мой пациент, — произнес доктор Смит. — Вот что я тебе скажу, — продолжал хирург, подойдя к краю кровати и крепко беря его за плечо, — завтра я сделаю тебе операцию. Удалю твою грыжу, и ты снова будешь как огурчик. Ты где обычно стоишь на футбольном поле?

— Я полузащитник.

— Очень скоро ты выйдешь на поле и снова будешь полузащитником или кем пожелаешь. Не успеешь и глазом моргнуть, как все войдет в норму. А пока ложись спать. Увидимся завтра утром. Спокойной тебе ночи.

Осмеливаясь пошутить в беседе со знаменитым хирургом, отец сказал:

— И я вам тоже желаю крепкого сна.

Когда пришло время обеда, рядом с ним сидели отец и мать, как будто они все были дома. Они говорили тихими голосами, чтобы не потревожить больного мальчика, лежавшего на соседней койке, или его родителей, которые, погрузившись в глубокое молчание, тоже находились в палате: мать ребенка сидела на краешке кровати, а отец то метался в ногах у его постели, то выскакивал в коридор. Больной мальчик вовсе не казался таким взбаламученным, как родители, пришедшие его навестить.

Без пяти восемь в дверь просунулась голова медсестры. Заглянув в палату, медсестра объявила, что время посещения больных закончилось. Родители прооперированного мальчика перебросились несколькими фразами на идиш, и после того как мать многократно поцеловала сына в лоб, они оба удалились. У отца по щекам текли слезы.

Затем встали его родители: им пора было уходить домой, к его брату, чтобы, собравшись на кухне, вместе разделить поздний обед — только без него. Поцеловав сына, мать крепко прижала его к груди.

— Ты справишься, сынок, — сказал отец, наклоняясь к нему, чтобы поцеловать его в лоб. — Это не сложнее тех поручений, которые я даю тебе, например, сбегать к автобусу или выполнить какую-нибудь работу в лавке. Что бы это ни было, ты не подведешь меня, сын. Мои верные, надежные сыновья! У меня грудь распирает от гордости, когда я думаю о моих сыновьях! Вы всегда отлично справляетесь с любым заданием, выполняя поручение тщательно, стараясь сделать все на совесть, мои честные, трудолюбивые мальчики, такие порядочные, какими мы и воспитывали вас. Вы носили в кармане бриллианты в Ньюарк и обратно, размером в четверть или даже в полкарата, и это не смущало вас в вашем юном возрасте. Вы смотрите на все неприятности в мире так, будто это какая-то дрянь, случайно попавшая в пакет с попкорном «Крекер Джек». Если ты мог справиться с такой работой, как доставка алмазов, значит, справишься и с этим. Попытайся понять, что это просто еще одно задание, которое тебе нужно выполнить. Сделай эту работу. Покончи с ней, и завтра утром все будет уже позади. Слышишь колокол? Выходи на бой! Ты понял?

— Угу, — откликнулся мальчик.

— Когда я приду к тебе завтра, доктор Смит уже прооперирует тебя, и все будет в порядке.

— Угу.

— Какие замечательные у меня сыновья!

Они ушли, и он остался в палате вдвоем с мальчиком, лежавшим на соседней койке. Протянув руку, с прикроватной тумбочки, на которую мать положила стопку книг, он достал «Швейцарских робинзонов».[3]Затем переключился на «Остров сокровищ». Потом взялся за «Кима».[4]Затем он сунул руку под одеяло — пощупать, на месте ли грыжа. Шишки не было. Из своего прошлого опыта он знал, что иногда грыжа уходила или становилась меньше, но теперь он был совершенно уверен, что она исчезла навсегда и ему совершенно не нужна никакая операция. Когда в палату зашла медсестра измерить ему температуру, он не знал, как сказать ей, что грыжа рассосалась сама собой и что надо вызвать его родителей, чтобы они забрали его домой. Она с одобрением посмотрела на книги, которые он принес, и сообщила ему, что он может встать и сходить в туалет, если нужно, но в основном он должен лежать; и еще медсестра разрешила ему почитать в постели, пока она не вернется потушить свет. Она ничего не сказала о его соседе, который непременно, как он считал, должен был умереть.

Сначала ему никак не удавалось заснуть: он ждал смерти мальчика на соседней койке, но потом он отвлекся, потому что его посетили навязчивые воспоминания об утопленнике, которого волной вынесло на берег прошлым летом. Это был моряк с танкера, протараненного немецкой подводной лодкой. Патруль береговой охраны обнаружил тело моряка на отмели, покрытой густой нефтяной пленкой, рядом с разломанными контейнерами для перевозки грузов, неподалеку от того места, где их семья из четырех человек снимала на месяц комнату каждое лето. Обычно вода в заливе была чистой, и он не задумывался о том, что, шлепая босыми ногами по мелким набегающим волнам прибоя, можно натолкнуться на утопленника. Но когда нефть с протараненного танкера, покрыв вязкой черной массой все песчаное побережье, обволокла маслянистой пленкой его ноги, он испугался, что может споткнуться о мертвое тело. Или врезаться в плывущего к берегу диверсанта, вредителя, работавшего на Гитлера. Вооруженные винтовками или ручными пулеметами, часто в сопровождении собак, патрульные день и ночь караулили протянувшийся на многие мили пустынный берег, чтобы не допустить высадки диверсантов. И все же кое — кому из них удавалось пробраться на берег незамеченными, и они, вместе с американцами, сочувствующими нацистам, с самого начала войны делали вылазки на сушу, чтобы немецкие подводные лодки, снующие вдоль восточного побережья, могли потопить корабли у берегов Нью — Джерси. Как-то его отец прочел в газете, что береговая линия вдоль штата Нью-Джерси превратилась в самое крупное кладбище кораблей во всей Америке, и теперь, лежа в больнице, мальчик никак не мог избавиться от мыслей об этом: слово «кладбище» вертелось у него в мозгу, будоража и тревожа его; точно так же он не мог выбросить из памяти утонувшего моряка, чей распухший труп, лежавший у самого берега в нефтяной пленке, обнаружила патрульная служба береговой охраны как раз в тот момент, когда они с братом с дощатого настила наблюдали за работой солдат.

Наконец ему удалось заснуть, но он проснулся от шума в палате. Он увидел, что занавеска между двумя койками была задернута и что рядом с койкой, где лежал мальчик, суетятся врачи и медсестры, — он слышал их голоса и сквозь ткань видел, как двигались чьи-то тени. Когда из-за занавески показалась одна из медсестер, она заметила, что мальчик не спит, и, подойдя к его кровати, тихо сказала:

— Спи, завтра тебе предстоит трудный день.

— А что случилось? — просил мальчик.

— Ничего, — ответила она. — Мы делаем перевязку. Закрой глазки и спи.

Он проснулся рано утром, готовый к операции, и увидел рядом с собой мать, которая уже пришла в больницу и теперь сидела в ногах его кровати.