Книга Обычный человек - Филип Рот

~ ~ ~

Посвящается Дж. С.

Не знаешь ты, покоясь средь ветвей,

Усталости, болезней, лихорадки.

Что сотрясает стонущих людей —

Бедняг худых, зашедшихся в припадке.

Здесь паралич разит слепых старух.

Здесь юность блекнет, рано умирая,

Здесь спят навечно зрение и слух,

Здесь тьма царит от края и до края.

Но где же быть исполненным печали,

Как не в юдоли мрачной, в этой дали,

Где скорбь не даст поднять свинцовых век

И где любовь погребена навек.

Джон Китc. Ода соловью[1]

Вокруг могилы на захудалом кладбище собралась горстка его бывших сотрудников из нью — йоркского рекламного агентства, которые вспоминали, каким энергичным и оригинальным человеком он был, и говорили его дочери Нэнси, как им было приятно работать рядом с ним. На похороны прибыли и несколько человек из Старфиш Бич, небольшой деревушки на джерсийском побережье, где в основном жили пенсионеры, — он перебрался в это местечко после Дня благодарения в 2001 году, чтобы преподавать живопись ученикам преклонного возраста. На погребение приехали и двое его сыновей, Рэнди и Лонни, оба уже в годах; это были дети от его первого брака, бурного и недолгого, и поскольку мальчиков растила мать, они мало что знали о своем отце — скорее больше плохого, чем хорошего, — и присутствовали на похоронах исключительно из чувства долга. Там был и его старший брат, Хоуи, накануне вечером прилетевший из Калифорнии вместе со своей женой, его золовкой. Присутствовала также и одна из трех его бывших жен, вторая по счету, — Феба, мать его дочери Нэнси, — сухопарая седовласая женщина, чья правая рука безжизненно свисала вдоль тела. Когда Нэнси спросила ее, не хочет ли она что-нибудь сказать, Феба сначала застенчиво покачала головой, но, подумав, все же вышла вперед. Говорила она тихо и невнятно:

— Я просто не могу поверить… Я все время вспоминаю, как он плавал в заливе… Вот и все. До сих пор вижу, как он плывет…

Затем слово взяла Нэнси. Это она занималась организацией похорон, она же и обзванивала всех, кто приехал: она хотела, чтобы рядом с гробом стояли не только они с матерью да брат с золовкой. На кладбище была лишь одна женщина, прибывшая не по приглашению, а по собственному желанию, — это была плотная дама с приятным круглым лицом и крашеными рыжими волосами, представившаяся как Морин, — частная сиделка, ухаживавшая за ним после операции на сердце много лет назад. Хоуи вспомнил сиделку и приблизился к ней, чтобы поцеловать ее в щеку.

Нэнси, обращаясь к скорбящим, заговорила первой:

— Я хочу начать с того, чтобы сказать несколько слов об этом кладбище. Я недавно узнала, что дед моего отца, мой прадед, который похоронен здесь же, недалеко отсюда, рядом с моей прабабушкой, был одним из основателей этого кладбища, заложенного в 1888 году. Ассоциация, давшая деньги на место для погребения усопших, была создана на базе похоронных контор, которые существовали на средства еврейских благотворительных организаций и религиозных сообществ из округов Юнион и Эссекс. Мой прадед владел пансионом в городке Элизабет, где принимали вновь прибывших иммигрантов; и нужно сказать, что прадед заботился об удобстве гостей гораздо больше, чем обычный хозяин подобного заведения. Вот почему он стал одним из первых владельцев этого незастроенного участка земли: он тщательно следил и ухаживал за своим владением, ставшим последним приютом усопших, и вот почему именно он стал первым управляющим этого кладбища. В ту пору он был уже не очень молод, но все еще крепок и силен; сохранился документ с его личной подписью, в котором говорится, что «сие кладбище предназначено для погребения покойных в соответствии с иудейскими законами и обычаями». К сожалению, как мы можем убедиться, могилы, ограды и калитки теперь не содержатся в надлежащем порядке. Памятники покосились или опрокинуты, ограды проржавели, замки покорежены — повсюду следы вандализма. Теперь рядом с кладбищем располагается аэропорт, и буквально в нескольких милях отсюда пролегает скоростное шоссе на Нью-Джерси, откуда постоянно доносятся гул и грохот. Конечно, сначала я подумала о том, что мой отец должен быть похоронен в каком-нибудь другом, тихом и спокойном месте, например, там, где он купался вместе с моей матерью, когда они оба были еще молодыми, в тех местах, где он любил плавать вдоль берега. И все же, несмотря на то что на кладбище царят мерзость и запустение, отчего мое сердце буквально разрывается на части — а может, и ваши сердца тоже, — мы собрались именно здесь, на том кусочке земли, где время оставило глубокие шрамы. Я хотела, чтобы он лежал рядом с теми, кого он любил и кому был обязан своим рождением. Мой отец любил своих родителей, и он должен остаться рядом с ними навсегда. Я не хотела, чтобы он был похоронен где-то в стороне от своих родных и близких.

Она помолчала несколько секунд, как бы собираясь с мыслями. Нэнси, женщина средних лет, с приятным лицом, такая же милая и симпатичная, какой когда-то была ее мать, не казалась ни властной, ни напористой — в тот момент она скорее напоминала напуганную десятилетнюю девочку. Повернувшись к могиле, она зачерпнула горсть земли и, прежде чем бросить ее на крышку гроба, тихо, с тем же недоуменным выражением лица десятилетней девочки, произнесла:

— Вот как все обернулось. Больше мы ничего не можем сделать, пап.

Внезапно, выплыв из глубин десятилетий, на ум ей пришло одно из любимых выражений ее отца, звучавших как стоическая максима, и она заплакала.

— Нельзя переделать жизнь, — сказала она ему. — Принимай ее такой, какая она есть. Смотри на вещи трезво, но не сдавайся.

Следом за его дочерью ком земли на крышку гроба бросил Хоуи. Старший брат был предметом его обожания в ту пору, когда они оба были еще детьми, и Хоуи, в свою очередь, относился к младшему брату с любовью и нежностью: терпеливо учил его кататься на велосипеде и плавать, играл с ним во все детские игры, в каких сам был непревзойденным мастером. Казалось, он до сих пор мог провести футбольный мяч далеко за центральную линию, а ведь ему было уже семьдесят семь! Хоуи ни разу в жизни не лежал в больнице, и хотя они оба были родными братьями, выросшими в одной семье, старший брат, как ни удивительно, никогда не жаловался на здоровье.

Голос Хоуи звучал глухо от переполнявших его чувств, когда он шепнул жене:

— Мой младший брат. Это так глупо…

Затем он обратился к присутствующим:

— Не знаю, смогу ли я выразить все, что у меня на душе. Я хотел бы сказать несколько слов об этом человеке… О моем брате… — Он замолчал, собираясь с мыслями, чтобы выражаться четко и ясно. Его манера говорить и тембр голоса сразу же напомнили всем его покойного брата; Феба тотчас залилась слезами, и Нэнси быстро взяла ее за руку.