Книга Если только ты - Хлоя Лиезе

эту встречу у вас дома, пока Рен готовит нам обед?

— Это чтобы я не убила тебя, — мрачно говорит она мне.

Я сглатываю. Гнев Фрэнки — это, пожалуй, единственное, чего я боюсь. Ну, и потери моей хоккейной карьеры.

Возможно, я также немного боюсь, что в конце концов совершу что-то, что может стоить мне дружбы с Реном. Не то чтобы я когда-нибудь признался в этом кому-либо, особенно Рену.

Я бросаю взгляд на мужчину, о котором идёт речь, а он по-прежнему не выказывает никаких признаков того, что списал меня со счетов, учитывая, что он отвозил меня в своём микроавтобусе на мой последний приём к врачу и обратно, а теперь готовит мне еду. И всё же он заставляет меня нервничать, стоя спиной ко мне, одетый в свой театральный фартук с нарисованными Уильямами Шекспирами и сосредоточенный на готовке.

— Рен, — шепчу я умоляюще.

Он бросает на меня извиняющийся взгляд через плечо.

— Лучше послушай её. Ты же знаешь, Себ, я бы встал между тобой и кем угодно, за исключением моей жены.

Когда он это говорит, выражение лица Фрэнки меняется с хмурого на улыбку, которую она адресует в его сторону. Он улыбается в ответ.

Их взгляды становятся до отвращения нежными.

— Прекратите делать это при мне. Меня от этого тошнит.

Фрэнки бросает на меня ещё один уничтожающий взгляд и на этот раз тычет меня в бедро, отчего я взвизгиваю.

— Ты уверен, что тошнота — это не реакция на твоё самосаботажное дерьмо, которое в конце концов возвращается, чтобы укусить тебя за задницу?

— Я знаю, что облажался. Я же сказал тебе, что понимаю, ясно? Теперь твоя работа — помочь мне всё исправить. Вот почему я плачу тебе большие деньги.

Фрэнки фыркает, откидываясь на спинку стула и, слава Богу, роняет трость рядом с собой.

— Себ, я блестяще справляюсь со своей работой. Я чертовски хороший спортивный агент. Но это выходит за пределы даже моих возможностей. Если бы это было просто управление твоим имиджем, то другое дело.

— Управление моим имиджем — это именно то, что мне нужно от тебя.

— Нет, — категорично заявляет она. — Это не так. Твой имидж не нуждается в «управлении». Он нуждается в чёртовом воскрешении.

Я хмурюсь.

— Всё же не настолько плохо, нет?

Фрэнки медленно моргает, глядя на меня, пока в воздухе сгущается мрачная тишина. Рен закусывает губу и не отрывает взгляда от плиты, продолжая помешивать.

— Да, Готье, — наконец выдавливает она из себя. — Всё «настолько плохо».

О, чёрт. Меня называют по фамилии. У меня неприятности.

— Ладно, я разбил свою машину, — дипломатично соглашаюсь я. — Но я же не врезался в кого-то другого.

— Нет, — бормочет Фрэнки сквозь стиснутые зубы. — Ты врезался всего лишь в центр программы внешкольного образования.

Рен морщится.

— По крайней мере, было два часа ночи? Никто не пострадал?

— О, люди пострадали, — говорит она. — У этих детей нет места для их занятий по программе, пока здание не будет отремонтировано; это им вредит. Я должна придумать, как раскрутить какую-нибудь историю, оправдывающую твоё безрассудное поведение на дороге и материальный ущерб на десятки тысяч долларов, причинённый из-за того, что ты разбил роскошный спортивный автомобиль, управляя им со сломанной ногой. Но при этом эта история не должна положить конец твоей карьере и выставить тебя эгоистичным, безответственным придурком.

— Может, подчеркнуть, что я не был пьян за рулём? Я никогда не сажусь за руль пьяным. Мне кажется, за это я должен получить дополнительные баллы.

— Тут нет никаких баллов! — кричит она, широко выпучив глаза. — В твоём поведении нет ничего оправдывающего, Готье. Ты совершенно точно компенсируешь все убытки, но заведение непригодно для использования, пока не будет произведён ремонт. Даже если ты потратишь на это деньги, потребуется время, чтобы всё восстановить, и история останется в памяти. Если бы это было твоим первым проступком, совершённым по ошибке, тогда бы другое дело, но это не так. Ты уже сломал ногу в самой бессмысленной барной драке в мире…

— Он замахнулся на меня. Мне пришлось защищаться.

— Ты не должен был допускать, чтобы это переросло в настоящую драку с человеком в ботинках со стальными носками, погоню через бар на уровне Джеймса Бонда и прыжок с террасы на крыше бара в мусорный контейнер! Я думала, хуже уже быть не может, — резко говорит она. — Но теперь тебе, одному из самых важных и часто забивающих игроков команды, приспичило поехать и врезаться на своей машине в общественное здание и снова ушибить свою почти зажившую ногу, потому что ты сел за руль, когда не должен был этого делать. Ты уже готов был начать предсезонную подготовку и устроить грандиозную пресс-конференцию.

— В любом случае, мне вряд ли нужна предсезонная подготовка, — говорю я ей, отряхивая ворсинку со своих тёмных джинсов. — Я продолжу с того места, на котором остановился. И я смогу провести пресс-конференцию с больной ногой. Травма скоро заживёт.

— Я не могу, — Фрэнки, как всегда, медленно встаёт со стула. У неё ревматоидный артрит, и, как я заметил, переход из положения стоя в положение сидя занимает у неё немного больше времени, чем у большинства людей. — Что вообще с тобой делать? Я никогда не душила клиента, но сейчас так близка к этому. Пацца!

Её бело-чёрная аласки Пацца по зову бежит по коридору прямо ко мне и прыгает на мою пульсирующую ногу.

Я рычу от боли и отталкиваю собаку. Она поворачивается ко мне спиной, облизывает меня от подбородка до лба, что омерзительно, затем несколько раз поворачивается, гоняясь за своим хвостом. Наконец, она паркует свою задницу перед моим лицом и громко, отвратительно пердит.

— Хорошая девочка, — Фрэнки щёлкает пальцами, распахивая раздвижную дверь, ведущую на их задний дворик, куда выскакивает Пацца, а затем с удивительной силой захлопывает её.

Воцаряется тягостная, отдающаяся эхом тишина. Рен откашливается, ещё раз помешивает что-то в кастрюле, затем откладывает ложку, которую держал в руке.

Пройдя от кухни к дивану, Рен опускается на стул, который освободила Фрэнки, и наклоняется вперёд, упираясь локтями