Книга Ширдак весёлый человек - Каюм Тангрикулиев

терпится в степь.

— А мне можно в степь? — спрашиваю я.

— Мы пойдём с тобой завтра, — обещает Чары-ага.

— А сегодня попьём чайку, на звёзды поглядим.

— Сказку расскажешь?

— Расскажу.

СКАЗКИ

Солнце село. На пески опускается тьма.

Из-за кибитки выходит мой друг Байыр. Он узнал меня. Я почёсываю ему бока, шею. Верблюд вздыхает, опускается на колени. Он тоже пришёл послушать сказки Чары-ага.

Чары-ага говорит медленно, словно прислушивается к своим словам. Он заканчивает одну сказку и сразу начинает другую.

Бесшумно пришёл из тьмы старый пёс Акбай, лёг возле Чары-ага и тоже заслушался. Слушал, слушал и задремал. Совсем старик.

— В давние времена жил на свете один богатый бай. Овец и коней у него было столько, что он им счёта не знал. Но всем известно: чем богаче, тем скупей. Жестоко наказывал бай чабанов, потерявших скот. — Голос Чары-ага журчит, как ручей. Хорошо слушать. — Беда за бедным человеком по пятам ходит. Поехал однажды табунщик в аул, а с табуном сына оставил. Всего день пас мальчик лошадей и двух потерял в степи.

Прибежал он к баю, упал перед ним на колени и говорит:

«Ики ат ёк! Двух лошадей нет!»

«Ступай и найди! — закричал бай. — Не то отведаешь камчи, а знаешь, какая она у меня?»

Камча у бая была толстая, с вплетёнными железными крючьями. Не камча — зубастая пасть волка.

Бросился мальчик в степь. Долго искал — не нашёл лошадей. Взобрался он на высокий бархан и взмолился:

«О, если бы у меня выросли крылья, я отыскал бы лошадей и вернулся бы к отцу-матери, в родной аул».

Видно, вовремя сказал — выросли у него крылья. Полетел он над барханами, над горами. Крылья у него отросли ястребиные, и хищные птицы облетали его стороной. Но вот пропавших лошадей он всё равно найти не мог.

«Ики-ат-ёк! Ики-ат-ёк!» — кричал он в отчаянии.

Так его и прозвали — икатёк, а по-русски это значит «кукушка».

Икатёк не вьёт гнезда, не высиживает птенцов: на это у него времени нет, лошадей надо искать. Яйца икатёк подбрасывает в чужие гнёзда, и его дети, оперившись, улетают от чужих родителей искать потерянных лошадей. Ищут, а найти не могут.

Костерок, на котором готовили чай, почти погас. Лишь один уголёк вдруг начинает краснеть, краснеть, но силы вспыхнуть пламенем ему недостаёт, и он меркнет. А через мгновение спохватывается и опять начинает краснеть.

— Ещё про птиц сказки знаешь, яшули?

Чары-ага плавным движением, словно я сон вижу, берёт тунчу, наливает чай в пиалу.

— Мой верблюжонок, у народа про каждую птицу, про каждого зверя есть сказки. Вот про удода послушай. Знаешь эту пёструю птицу с хохолком?

— Знаю, Чары-ага.

— Что было, то было, чего не было, того не было, — начинает яшули новую сказку. — Растила женщина двух девочек. Одна была родная дочь, другая — падчерица. Родная дочь в холе растёт, падчерица с утра до ночи спину на работе ломает. Совсем загоняла мачеха девочку — расчесать волосы бедняжке времени нет.

Приказала однажды мачеха молоко вскипятить. Разожгла девочка огонь, поставила казан, налила в казан молоко, а сама давай волосы расчёсывать. Волосы у туркменок длинные, густые, что тебе река во время таяния снегов в горах.

Воткнула девочка гребешок в волосы, а он ни туда, ни сюда. Тут молоко, как на грех, поднимается, поднимается — и убежало.

Выскочила мачеха из кибитки, схватила падчерицу за руку и толкнула в степь:

«Ступай, негодная, куда хочешь, но найди мне пенку. Без пенки не возвращайся».

Заплакала девочка, побежала. Бежала, бежала, а потом и полетела. Руки — крылья, одежонка пёстрая — пёрышки, в голове гребешок торчит. Стала девочка птицей удодом. Так и летает она с той поры по белу свету. Летает и кричит:

«Хуп! Хуп! Где ты, молочная пенка?»

А у кого глаза зорки, тот разглядит: на голове удода — гребешок. Удоду и теперь некогда причесаться.

УТРО

А потом Чары-ага рассказывал о мергенах — так у нас называют охотников, о сыне вдовы Махмуде. Махмуд пробрался в подземное царство, убил дэва, спас пери, а потом полетел на птице Сумруг… А вот куда полетел? Я вдруг увидел, что на изумрудных перьях не Махмуд лежит, а я. Это я лечу! И вокруг светлеет. Я открыл глаза и увидел — солнце.

Овцы вернулись из ночного на водопой.

И кто это придумал: бестолковый, как овца. Овцы умные! Их в отаре до тысячи, а сразу могут напиться из колодца сотни две-три, не больше. И вся отара стоит, ждёт, пока первые попьют. Потом те, которые напились, отойдут в сторонку и будут ждать. Вместе пришли на водопой, вместе со всеми пойдут на отдых.

Акбай ко мне подбежал, положил лапу на плечо. Это значит: Чары-ага меня зовёт.

АКБАЙ

Акбай вырос и прожил всю свою жизнь в песках, возле овец и чабанов. Он никогда не позволял волкам обмануть себя. У волков много уловок. Хитрый вожак разбивает стаю на две неравные части. Одна, меньшая, идёт на отару в лоб — это ложное нападение. Волки уводят за собой собак, а с тыла наскакивает основная стая. Волки режут овец и уносят добычу. Акбай знал волчьи уловки и повадки овец. У него от отары не отобьёшься. И когда он состарился, Чары-ага привёл собаку в аул. Пусть доживает жизнь спокойно, среди зелени, в прохладной тени деревьев.

Уезжая в пески, Чары-ага привязал Акбая на цепи и попросил домашних сутки не спускать его. Акбай выл и метался весь день и всю ночь, а когда его наконец отвязали, он не обратил внимания на миску с едой и тотчас пустился в путь-дорогу. Примчавшись на кош, Акбай бросился к плошке с водой и лакал, наверное, целый час. Потом опустил голову, добрёл до своей конуры и лёг возле неё, по-хозяйски оттеснив молодого пса.

Чары-ага глядел на свою старую собаку, и слёзы текли у него по щекам. Он подошёл к Акбаю, сел возле него на корточки и, почёсывая ему за ухом, виновато шептал какие-то ласковые слова.

Акбай скулил и крутил обрубком хвоста.

КАК Я ВОЗИЛ ВОДУ

Чары-ага подумал-подумал и нашёл Акбаю работу. Это было в прошлом году. Приехал я к дедушке на кош, а Чары-ага говорит мне:

— Сынок; если ты решил стать чабаном, начинай осваивать дело всерьёз. Чабанская наука проста, но. учатся этой науке всю жизнь. Вон