Книга Стокгольмский синдром - Divergent

уже осточертели! Я совершенно ничего не имею против твоих друзей, и очень хотела бы, чтобы ты с ними встретился! Может, хоть развеешься и успокоишься! А с воплями давай завязывай! А то я уже просто не знаю, как вообще с тобой иметь дело!

— Это ты все время вопишь на меня!!! Ты!!! Ты!!! Это с тобой невозможно иметь дело! Ты считаешь меня придурком!!!

У Олеси окончательно опустились руки.

— Да нет, не считаю. Ты и есть придурок. Ты просто душевнобольной. Я только не понимаю теперь, как ты умудрялся скрывать это от меня те два года, что мы встречались перед свадьбой? О таких вещах предупреждать надо заранее!

— Это ты сделала меня больным!!! Я был нормальным человеком!!!

— Да нет, я полагаю, что нормальным ты никогда не был! Тебя лечить надо. И очень серьезно. Но я этим заниматься не собираюсь.

— Правильно мне все говорили, что не надо на тебе жениться!!!

— Так какие проблемы? Мы легко можем исправить эту ошибку!

Олеся повернулась и ушла в комнату.

А ведь все началось с того, что она совершенно искренне обрадовалась предстоящей встрече мужа с друзьями…

ГОСПОДЬ ТЕРПЕЛ И НАМ ВЕЛЕЛ…

Вспоминать о своем детстве Олеся не слишком любила. И имела для этого немало оснований.

Вообще-то, принято считать, что детство — это счастливая беззаботная пора, когда ты купаешься в любви и заботе, когда тебя окружают добрые ласковые взрослые, которые изо всех сил стараются превратить твою жизнь в сказку. Кто-то все время стремится тебя порадовать, кто-то вытирает твои слезки и следит за тем, чтобы ты чаще улыбался, а кто-то просто обожает тебя за то, что ты есть, за то, что ты появился на этот белый свет.

Конечно, некоторым несчастным детям изначально не повезло родиться в неблагополучных семьях, и всех этих благ они, разумеется, были лишены, но ведь речь сейчас идет не о них. А о тех, кто появился на свет в нормальной семье, с потенциально любящими, вроде бы, родителями; о тех, кто, якобы, был желанным и долгожданным. И при этом, разумеется, подразумевается, что эти самые родители, по умолчанию, мечтают о том, чтобы их дети были счастливы.

Но, как ни странно, так бывает не всегда и не у всех. Даже в совершенно благополучных семьях родители вовсе даже и не всегда изначально хотят, чтобы их дети были счастливы, веселы и беззаботны. Некоторые родители, — причем, прошу еще раз отметить, что речь сейчас идет о совершенно нормальных разумных благополучных взрослых людях, а не о каких-то опустившихся маргиналах, — просто не способны любить и уважать своих детей, зато вовсе даже и не против за их счет потешить свое собственное весьма убогое самолюбие.

Там, где выросла Олеся, вообще принято было страдать. Она так никогда и не поняла, почему. Просто таков был образ жизни тех людей, которые окружали ее в детстве. Хоть как-то показывать свое счастье, радость, удачу было нельзя. Все вокруг постоянно страдали. По разным причинам. И ей полагалось делать то же самое.

Господь терпел и нам велел…

Кроме шуток. Именно эту фразу очень любила в те времена мама Олеси. А еще она очень любила страдать. И совершенно не умела радоваться жизни.

А впрочем, в этом не было ровным счетом ничего удивительного. Все вокруг страдали, терпели и влачили жалкое существование.

Бедные, заморенные работой, мужьями и любимыми отпрысками женщины словно не находили в себе сил радоваться хоть чему-то. Да и поводов не было. Усталые изможденные мужчины едва доползали до дома, где их ждал сытный ужин, — какое уж тут тепло и счастье?.. Всем вокруг было так тяжело, все так безумно страдали от такой ужасной жизни… Многие пили, — типа, от беспросветности и безысходности…

Удивительно, но тогда Олеся воспринимала это как нечто само собой разумеющееся. И только лишь спустя много лет она начала задумываться о том, а с чего это они все так страшно страдали и уставали?.. Ведь работали они, согласно букве закона, не более восьми часов в день, при сорокачасовой рабочей неделе и гарантированном месячном отпуске раз в год. Если задуматься, исходя из реалий нынешнего мира, — где вы вообще сейчас такое видели?..

Подобные отпуска остались, разве что, наверное, у госслужащих, — да и то не у всех. Восьмичасовой рабочий день?.. Сорокачасовая неделя?.. Да вы шутите!.. По крайней мере, в том городе, где жила Олеся, тринадцати — четырнадцати — даже пятнадцатичасовой рабочий день давно стал нормой, при этом даже график два — два давно остался где-то в прошлом. Три, четыре, пять, шесть и больше дней без выходных — это в порядке вещей, — а потом хорошо, если денек тебе дадут отдохнуть. Отпуск, в лучшем случае, — при самом удачном стечение обстоятельств, — ты можешь получить недели на две. Да только вот не забывай, что потом в отпуск уйдет твой сменщик, и тебе придется работать без выходных те же самые две недели…

Вот где был самый настоящий треш… И, тем не менее, все работают именно так, никто не жалуется, никто не кричит, что устал. Все считают это совершенно нормальным. Вот только оттого, что все так считают, нормальным это не становится…

Во времена детства Олеси детей тоже не принято было особенно опекать. Никто не водил их в школу и из школы, никто не таскал по многочисленным секциям и развивашкам. Никто просто вообще особо с ними не занимался. Росли себе спокойно, как сорная трава, и проблем никаких, в принципе, не доставляли. Но, даже не смотря на то, что дети, по большому счету, были предоставлены сами себе и тоже не слишком напрягали своих родителей, по умолчанию подразумевалось, что все от них все равно безумно устают.

Просто так было принято.

Нет, разумеется, я не стану уверять, что у всех работа была не бей лежачего. Особенно, не буду сейчас голословно говорить о мужчинах. Все-таки, что ни говори, — а в те далекие времена тяжелые и сложные работы выполняли чаще всего именно они. Например, тот же Олесин отец был водителем и очень часто ездил в командировки. И это действительно была тяжелая физическая работа. Но если уж говорить о женщинах, — то, посмотрим правде в глаза, далеко не все они вкалывали на сложных и вредных производствах.

Олеся прекрасно видела, как работали многие женщины. Та же ее мама, — если уж на то пошло. Она сидела в чистом уютном кабинетике, с девяти до пяти, и ничего тяжелее ручки в руках никогда не держала. Безумно устав, — скорее, от