Книга Распутник - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Дидро. Вовсе нет. Я вычеркиваю воздержание из перечня добродетелей. Согласись, наконец, что нет ничего более ребяческого, более нелепого, абсурдного, вредного и достойного презрения, чем удерживать в себе все эти соки, разве нет? Они ударяют в голову, человек сходит с ума.

Г-жа Дидро. А как же монахини? И монахи?

Дидро. Надеюсь, они находят выход в самоудовлетворении.

Г-жа Дидро. О!…

Дидро. Зачем им лишать себя мгновений необходимых и сладостных? Это как кровопускание, только гораздо приятнее.

Г-жа Дидро. О!…

Дидро. Какое имеет значение природа избыточного сока и способ от него избавиться? Если он переполнит свой естественный резервуар и распределится по всему механизму, он будет выводиться через мозг, а это путь более долгий, болезненный и опасный, и сок все равно пропадет без пользы. Природа не выносит ничего бесполезного, и в чем был бы грех монахов, если бы они помогли природе, когда она их к этому призывает посредством самых недвусмысленных симптомов? Не будем же провоцировать природу, — напротив, протянем ей при случае руку помощи!

Г-жа Дидро. Обходись как знаешь, но я не желаю больше терпеть твои измены. Мы, в конце концов, женаты! Ты, часом, не забыл?

Дидро. Брак всего лишь чудовищная нелепость в естественном порядке вещей.

Г-жа Дидро. О!…

Дидро. Брак претендует на нерасторжимость обязательств. Любой здравомыслящий человек трепещет при мысли о хотя бы одном нерасторжимом обязательстве. Ничто не кажется мне более безумным, нежели постулат, противящийся переменам, которые в нашей природе. Ах, я так и вижу молодую пару, которую ведут к алтарю: словно чета буйволов, которых ведут на бойню! Бедные дети! Их заставят поклясться в верности, ограничивающей самое переменчивое из наслаждений одним-единственным человеком. Они пообещают убить свое желание, удавив его цепями верности!

Г-жа Дидро. Я тебя больше не слушаю.

Дидро. Ах, эти любовные обещания! Так и вижу эту первую клятву, которую дают друг другу два существа из плоти и крови перед потоком, который пересыхает, под небом, которое изменяется, у подножия скалы, которая рассыпается в пыль, под деревом, которое умирает, на камне, который теряет силу и прочность. Все преходяще в них самих и вокруг них, — а они дают друг другу вечные клятвы, полагая свои сердца неподвластными никаким превратностям. О, дети, эти вечные дети!…

Г-жа Дидро. То, что ты говоришь, просто гнусно!

Дидро. Желания проносятся сквозь меня, мне встречаются женщины, я всего лишь точка пересечения сил, которые превосходят меня и составляют мою сущность.

Г-жа Дидро. Красивые слова, фразы, — и все это, чтобы сказать, что ты просто свинья!

Дидро. Я то, что я есть. И ничто иное. А все сущее не может быть ни против природы, ни вне ее.

Г-жа Дидро. Тебя повсюду обзывают вольнодумцем и распутником.

Дидро. Распутство есть способность делать различие между полом и любовью, между сочетанием и совокуплением, короче говоря, распутство — это всего лишь способность различать оттенки и стремление к точности.

Г-жа Дидро. У тебя нет морали!

Дидро. Еще как есть! Просто я считаю, что мораль есть не что иное, как искусство быть счастливым. (Бросается к письменному столу.) Вот видишь, я как раз писал это в статье «Мораль» для «Энциклопедии». (Принимается записывать все, что тем временем говорит своей жене.) «Каждый человек ищет свое счастье. Существует лишь одно-единственное стремление: быть счастливым, и одна-единственная обязанность: быть счастливым. Мораль есть наука, производящая обязанности и справедливые законы от идеи об истинном счастье».

Г-жа Дидро. Так-то оно так, да только то, что доставляет счастье тебе, господин умник, вовсе не всегда делает счастливой меня!

Дидро. Неужели ты полагаешь, что одно и то же счастье существует для всех? (Пишет.) «Большинство трактатов о морали являют собою рассказ о счастье тех, кто их написал». (Работа явно доставляет ему наслаждение.)

Г-жа Дидро (недоверчиво). Тебе поручили писать про мораль для «Энциклопедии»? А почему не про отварную говядину или про баранье рагу под винным соусом?

Дидро. При чем здесь рагу?

Г-жа Дидро. При том, что в готовке ты тоже ничего не смыслишь.

Дидро бросает на нее взгляд, исполненный ярости.

Г-жа Дидро (вставая). Ладно, я поняла. Всяк сверчок знай свой шесток. Я возвращаюсь домой.

Дидро. Ты говоришь как женщина, ты давишь на меня, ты меня сковываешь. Ты только и мечтаешь загнать меня в тюрьму.

Г-жа Дидро. Я?!

Дидро. Кто, интересно, женщины или мужчины, мечтает об очаге, семейной жизни, детях? Кто предпочитает любовь — страсти? Чувство — инстинкту пола? Кто хочет гарантий и обеспеченности? Кто хочет остановить время и движение раз и навсегда?! Ну, тут-то женщины и церковники идут рука об руку! Женщины хотят сделать из живого человека статую, они предпочитают мрамор — живой плоти, они создают кладбища! Мужчина мечтает оставаться вольным волком, без ошейника и поводка; женщина же делает из него пса на цепи, прикованного к своей конуре! Женщина реакционна по своей природе.

Г-жа Дидро. У меня голова как кипящий котел от твоей говорильни. Я себя знаю: послушай я тебя две минуты, так буду уже уверена, что ты прав, а через четверть часа вообще, чего доброго, еще стану просить у тебя прощения. Вечно ты меня запутываешь.

Дидро. Вовсе я тебя не запутываю. Я объясняю тебе вещи с философской точки зрения.

Г-жа Дидро. То-то и оно, что с философской! А по мне, ты и философию-то всю придумал только для того, чтобы найти извинение всем своим грешкам! Вот что я думаю.

Дидро (со смехом). Моя драгоценная жена, я тебя обожаю.

Г-жа Дидро. И есть за что! Такую терпеливую и покладистую еще поискать! Говорила мне моя матушка: «Бедняжка моя Нанетта, этот малый, с его честными глазами, облапошит тебя как пить дать!» А я-то вышла за него замуж!

Дидро. Ну и что бы у тебя была за жизнь, если бы ты послушала свою мамашу? Такая же, как у нее?

Г-жа Дидро (смотрит на него; пауза; затем улыбается и признается с нежностью). Мне было бы скучновато.

Дидро. Мне тоже.

Г-жа Дидро. Правда?

Дидро. Правда.

Целуются, как два постаревших ребенка. В это время в прихожей что-то падает.

Г-жа Дидро. Там кто-то есть! Дидро. Да нет же.

Г-жа Дидро. Ты принимаешь меня за дурочку? Там кто-то есть.

Дидро. Уверяю тебя — никого.

Г-жа Дидро направляется к двери и пытается ее открыть.

Г-жа Дидро. Кто там? Кто там? Выходите! (Возвращается к Дидро.) Я желаю знать, кто там прячется!

Дидро. Он темный, очень волосатый, носит усы, и зовут его Альбер.