Книга Столетняя война. Том IV. Проклятые короли - Джонатан Сампшен

Парижа выполняли те же функции для герцогов Беррийского, Анжуйского, графов Алансонского и Арманьяка. Некоторые из этих поставщиков вели жизнь почти такую же роскошную, как и принцы, которым они служили. Они покровительствовали поэтам, художникам, музыкантам, кулинарам. Их часовни были украшены витражами и золотыми сосудами, в них проповедовали знаменитые священнослужители. Их дома были обставлены хорошей мебелью, столы уставлены изысканными блюдами и отличной едой, а кровати устланы толстыми мехами. "Это вещи, — писал своей молодой жене обеспеченный горожанин, известный как Парижский домохозяин, — которые вызывают у мужчины желание вернуться домой, увидеть свою жену и отгородиться от внешнего мира"[13].

Огромное население Парижа традиционно рассматривалось как источник силы. "Чем более многолюдной будет наша столица, — провозгласил Карл VI в 1392 году, — тем больше ее слава будет способствовать нашей славе, нашему величию и нашему суверенитету". Во времена мира и процветания это, несомненно, было правдой. Но плотная людская масса французской столицы также была податливой для внутренних и внешних врагов, и этот фактор приобретал все большее значение в наступающее время политической нестабильности и гражданской войны. Контрасты богатства и бедности, экстремальные даже по меркам эпохи, были давним источником волнений и беспорядков. Экономика Парижа состояла из мелких мастерских, ремесленников и лавочников. Сложное регулирование розничной торговли в сочетании с высокими затратами на перевозку и распределение товаров делали его исключительно дорогим городом для жизни. Сравнительно жесткий и регулируемый рынок труда предлагал хорошие зарплаты меньшинству, имевшему надежную работу или необходимые навыки, но неустойчивые ставки оплаты и высокий уровень безработицы для большой массы подмастерьев и рабочих. Ситуация усугублялась потоком мигрантов, бегущих в город от нищеты и отсутствия безопасности в сельской местности. Те, кто обладал профессиональными навыками, наталкивались на мощные барьеры, с помощью которых состоявшиеся торговцы защищали свои привилегии и монополии от чужаков: привязка к месту жительства, жесткие ограничения на количество мастеров, минимальные сроки обучения, строгий контроль качества. Большинство мигрантов, не имевших никаких навыков или не представлявших реальной ценности, искали работу за прожиточный минимум или еще ниже. Более удачливые из этих несчастных находили работу в качестве домашней прислуги или подсобных рабочих в строительном и транспортном бизнесе, а также жилье на чердаках, которые парижские торговцы традиционно отводили своим прислужникам или сдавали "бедным рабочим". Но многие в итоге становились бродягами, нищими, мелкими преступниками или проститутками. Днем они проводили время в примерно 4.000 тавернах и питейных заведениях города. Ночью они спали в подвалах или предместьях, или же устраивались на баржах, пришвартованных в Сене. Данные Жильбера де Меца о 80.000 нищих были, конечно, преувеличены, но они отражали широко распространенное мнение о том, что город был переполнен ими. В течение долгого правления Карла VI эти проблемы вызывали растущее недовольство среди бедных и молодых людей[14].

В этом насыщенном политикой городе коллективные недовольства быстро трансформировались в политические движения даже среди тех, кто не был ни беден, ни молод. Париж не имел официального муниципального управления с 1383 года, когда после восстания Молотобойцев (Майонетов) была ликвидирована городская коммуна. Купеческий прево, который на практике являлся мэром города, был преобразован в назначаемого королевского чиновника. Большинство других муниципальных учреждений было упразднено. Но жители города спонтанно развили другие формы организации, которые были менее восприимчивы к контролю со стороны правительства. В социальной жизни города главенствовали мощные группы буржуазии. Старая олигархия крупных семей, в основном из торговцев продуктами питания, сохранила большую часть своего политического влияния. Ассоциации жителей были организованы в приходы и районы (quartiers) с целью упорядочения налогообложения и в группы по десять и пятьдесят человек на случай обороны и обеспечения внутренней безопасности. Более сотни ремесленных и торговых гильдий служили главными инструментами экономического регулирования. Бесчисленные религиозные братства, благотворительные ассоциации и местные группы объединяли людей для взаимной поддержки. Все эти организации играли явно политическую роль в потрясениях XIV века, но репрессии 1383 года лишили их автономии и многих функций. Более влиятельные из них были поставлены под надзор королевских чиновников. Но эти ограничения никогда не были полностью эффективными и постепенно ослабевали с тех пор, как король взял бразды правления в свои руки в 1389 году. К началу XV века старые объединения, хотя все еще официально не признанные, восстановили большую часть своего прежнего влияния на улицах города[15].

Через несколько лет растущая мощь и переменчивый нрав парижских гильдий стали ассоциироваться с самой могущественной и опасной из них — корпорацией Grande Boucherie. Эта гильдия контролировала крупнейшую из парижских скотобоен, занимавшую лабиринт крытых переулков к западу от Шатле, под сенью башни церкви Сен-Жак-ла-Бушери. Она были тесно связаны с мясниками Сент-Женевьев, крупнейшим мясным рынком левого берега. Богатые горожане позднесредневековой Европы потребляли огромное количество мяса. По правдоподобной оценке современников, на рынках Парижа в начале XV века еженедельно продавалось 4.000 туш баранины, 240 говядины, 500 телятины и 600 свинины. Мясники представляли собой замкнутый наследственный клан, в котором было много межродовых браков, и на протяжении многих поколений главенствовала горстка семей, таких как Легои, Сен-Йоны и Тиберты. Гильдии мясников восстановили свою корпоративную автономию раньше, чем другие торговые гильдии. Но их члены не пользовались большим уважением. Они были "людьми низкого сословия, бесчеловечными, отвратительными и преданными своему бесчестному ремеслу", по словам патриция Жана Жувенеля де Юрсена. Несмотря на низкий социальный статус, мясники были богаты, пользуясь преимуществами жестко контролируемой монополии и растущего рынка сбыта своей продукции. С богатством пришли амбиции. Их лидеры жаждали статуса и власти. Они наслаждались своим положением вершителей судеб, как только соперничество принцев выплескивалось на улицы. Сосредоточившись в узких переулках своих кварталов, они могли в считанные минуты организовать толпу, призвав сотни мускулистых подмастерьев и учеников, а также своих союзников из мелких мясных лавок, торговцев с рынка Ле-Аль и привлечь широкую сеть ремесленников, таких как кожевники, скорняки, кожевники и сапожники[16].

По меркам средневековых городов Париж был хорошо охраняемым городом. Но никакая полиция не могла и надеяться контролировать такое плотное скопление людей с помощью ограниченных средств, доступных государственным властям в то время. Прево, королевский чиновник, был главным судебным и административным должностным лицом столицы. Он командовал сержантским составом уголовного суда в Шатле. С момента создания в XIII веке его численность постепенно увеличивалась и в настоящее время составляла 440 человек. Половина этого отряда, занимались пешим патрулированием территории внутри стен и внутренних пригородов. Их дополняли сержанты, нанятые различными церквями, осуществлявшими уголовную юрисдикцию в городе, а ночью — дозор, ополчение, набранное из более богатых домовладельцев. В действительности эти меры были менее впечатляющими, чем казалось. Сержанты