Книга Вэйкенхерст - Мишель Пэйвер

будуара выходит Дейзи. Старая горничная несла накрытый крышкой горшок, лицо у нее было нахмурено.

Отойдя поглубже в тень, Мод услышала, что Дейзи идет в ванную комнату. Потом до нее донеслось булькание и рычание ватерклозета, и она почувствовала сладковатый запах, как в тот день, когда забили свинью.

Мод выдохнула с облегчением. Болота услышали ее молитву. У маминой болезни наступил лучший возможный конец — полный крови горшок.

* * *

На следующее утро перед завтраком папа вызвал к себе няню. В детскую та вернулась мрачнее тучи и отлупила Мод жесткой щетинной щеткой. Мод так плакала, что, когда пришла пора спускаться в столовую на утреннюю молитву, глаза у нее всё еще были красные.

Папа начал читать ежедневный отрывок из Библии, а Мод опять переключилась мыслями на сову. Если украсть мышь из мышеловок в кладовой, может, удастся приманить ее обратно.

— Да будет воля Твоя, — произнес наконец папа. К облегчению Мод, он не посмотрел на нее, а перевел взгляд на скамью прислуги. — Стирз, — сказал он дворецкому, — Ада выглядит ненадлежащим образом. — За спиной у Мод охнула и заплакала Ада.

С отстраненным интересом спасенного к осужденному Мод заметила, что у судомойки выбилась из-под чепчика прядь волос. Жалко, Ада ей нравилась. Но Ада знала правила — никаких распущенных женских волос в Вэйкс-Энде. Именно поэтому няня заплетала Мод волосы так туго, что у нее болела голова. Косы у Мод были до пояса, и ужасный Ричард любил за них дергать. Мод не прочь была бы их обрезать, но это тоже явилось бы нарушением правил.

Правилам подчинялась вся жизнь Мод, но вообще их существовало два разных вида. Те, что имели отношение к низшим классам, назывались предрассудками, и папа их не переносил, поэтому слуги следовали своим правилам украдкой. Дейзи оставляла молоко и хлеб для ведьм за дверью кладовой для обуви, а кухарка вешала на столбик кровати «ведьмин камень», чтобы отогнать неудачу (так поступал даже папа, хотя у него камень просто остался с детства).

Кроме этих правил еще были папины — гораздо более важные, потому что папа опирался в своих требованиях на авторитет Бога. Эти правила требовали не бегать в саду и молчать на первом этаже. Больше всего Мод ненавидела правило, не разрешавшее держать животных. Красотку и Маргаритку папа терпел, потому что кто-то должен был возить карету, но собаки в Вэйкс-Энд не допускались, а Джессопу приказано было топить любую кошку, которая забредет в усадьбу.

Самое опасное в этих правилах было то, что, если их перепутать, тебя накажут, но не всегда понятно было, какое правило к какому виду относится. Если просыплешь соль, надо бросить щепотку через левое плечо, но почему? Чтобы ослепить дьявола, как говорила няня, или потому, что Иуда Искариот просыпал соль на Тайной вечере?

Мод представляла себе эти два вида правил как две нависающие над ней гигантские стены, покрытые шипами. Она совершенно точно знала, что подразумевается в Евангелии от Матфея под словами: «Узок путь, и немногие находят его».

Глава 2

Как и особняк Вэйкс-Энд, церковь святого Гутлафа была одновременно и враг, и друг.

Снаружи она в основном была врагом. У башни были прищуренные глаза, на водосточных трубах сидели оскалившиеся чудовища. Ужасней всего была каменная ворона возле крыльца. Она сидела на голове кричащего от боли человека, вонзив когти ему в глаза.

Внутри Мод больше всего боялась чертей. Они были вырезаны на купели, на колоннах и даже на потолке. Папа говорил, что в старину они были нарисованы еще и на стенах, но пуритане замазали настенную роспись. С точки зрения Мод, и каменных-то чертей было многовато.

В воскресенье после стенаний маман в церковь не пошла, и Мод чувствовала, что ее со всех сторон окружает опасность. Идя вслед за отцом от входа в храм в сторону алтаря, она особенно вежливо кивнула в знак приветствия резным фигурам на торцах скамей: единорогу, русалке, дикому человеку, семи смертным грехам. Мод надеялась, что они за ней присмотрят.

Когда она дошла до семейной скамьи, дела пошли получше. У стены стоял добродушный старый сундук на коротеньких ножках, чтобы его не подмочил паводок. Сундук был сделан из мореного дуба с болот, а резьба на нем помогала Мод не уснуть во время проповеди мистера Бродстэрза. Святой Георгий ее не интересовал, но дракона она обожала. Мод точно знала, что он вот-вот перекусит копье Георгия и улетит.

Вырезанные по низу сундука лягушки ей тоже нравились. Коул говорил, что лягушки — это болотные соловьи, а кухарка считала, что лягушка в доме — это ведьма в тайном обличье. На прошлой неделе кухарка нашла в буфетной лягушку и бросила ее в огонь. Няня говорила, лягушка вся покрылась волдырями и еще долго потом подергивалась.

Мод начало подташнивать. Жаль, что ее не пустили к маман, но после стенаний ее к ней обычно долго не пускали, несколько недель. С маман в церкви было легче. Она защищала Мод от чертей, а Мод помогала ей пройти мимо семейного склепа и статуи.

Склеп был на кладбище, недалеко от дорожки, которая вела в церковь. Сверху у него был гранитный памятник, а склизкие ступеньки вели вниз, в затянутую паутиной тьму. Няня говорила, что сквозь решетку видны гробы. Маман всегда отводила взгляд, когда шла мимо склепа.

Алебастровый рыцарь возвышался над могилой сэра Адама де Бронша в боковом нефе. Мод он скорее нравился. Но изображенный на постаменте надгробия скелет почему-то приводил в ужас маман. Мод брала ее за руку и дрожала от восторга, когда маман чуть слышно говорила: «Ты такая храбрая, малышка Мод!..»

Наконец проповедь закончилась, все встали, чтобы петь гимн. Когда заиграл орган, голова у Мод закружилась. Она вдруг поняла, почему маман боится сэра Адама и семейного склепа: она думает, что скоро умрет.

У Мод все поплыло перед глазами. Она вообразила полный крови горшок и лягушку, которая подергивается в пламени.

Няня ущипнула ее за руку.

Папа повернулся и уставился на нее.

Когда Мод повалилась вперед, дракон сорвался с сундука и полетел ей навстречу.

* * *

Няня хотела ее выпороть за то, что устроила суматоху в церкви, но тут Мод позвали в папин кабинет, чтобы она объяснила свое поведение. Мод раньше только три раза бывала в кабинете. Туда вела не одна двустворчатая дверь, а целых две, чтобы папе не мешали работать. Войдя в первую дверь, ты оказывался в противном темном тамбуре, где надо было