Книга Южный крест - Валерий Дмитриевич Поволяев

непростые мысли. Геннадий почувствовал себя усталым, вот ведь какая штука: не работал совсем, вообще ничего сегодня не делал, а уже устал. Что же будет в таком разе там, в далекой южной стране, протянувшейся по западному окоему едва ли не вдоль всей Латинской Америки?

Наверное, что будет, то и будет, судьбу не изменить, жизнь не переделать…

6

Ночью снилось прошлое, оно всегда снилось Москалеву, когда он находился в плавании. Сюжет этот был много раз им проверен, тема с годами не менялась.

Полновесную моряцкую жизнь он начал молодым, еще до призыва в армию, после окончания мореходной школы, его тогда закинули на Север, определив по распределению на серьезную посудину — танкер "Полярник". Название у танкера было под стать красотам, проплывавшим мимо него: облизанным водой и ветром скалам, к крутым боками которых прилипли крупные куски иссосанного, но еще очень прочного льда, торосам, напоминающим своими очертаниями таинственных "снежных людей", промоинам яркого синего цвета, из которых высовывались любопытные усатые морды тюленей и лахтаков — морских зайцев, лежбищам белых медведей, самых опасных зверей на свете, неведомо за что ненавидящих людей, птичьим базарам, полным больших горластых чаек… То, что можно было увидеть на Севере, не увидишь больше нигде, и уж тем более — на юге, куда сейчас он плыл.

Танкер "Полярник" был приписан к военной экспедиции, возглавляемой старым, очень опытным адмиралом с фамилией почти детской, вызывавшей невольную улыбку, — Осколок. Хотя был танкер единицей сугубо гражданской, к богу Марсу никакого отношения не имеющей, как, собственно, и ледокол "Пересвет" — тоже единица штатская, завязанная на сугубо мирные дела, но руководил ими контр-адмирал…

Без ледокола на Севере не обойтись никак — завязнешь в просторах "белого безмолвия" и хрен когда из стальных оков выберешься, вот ведь как. Паковые поля льда могут раздавить любую, даже очень прочную посудину, будто гнилую ореховую скорлупу: за пару-тройку силовых нажимов любой прочный пароход пойдет на дно.

Танкер, на который попал плавать девятнадцатилетний Москалев, выполнял задачу, без успешного решения которой никакой, даже самый победоносный флот в мире не будет плавать — доставлял на морские базы топливо, самое разное: мазут, солярку, керосин, бензин, ракетное горючее — словом, все, что может гореть в котлах, топках, форсунках, двигателях, дизелях, и так далее и крутить колеса военной машины… Чтобы нас не сожрали ни американцы, ни японцы, ни британцы, ни китайцы — никакие "цы", словом…

Танкер был объемистый, длинный, много чего мог перевозить в своем бездонном чреве — на палубных баках его можно было даже самолетную дорожку расстелить, и воздушные машины без помех взлетали бы и садились на судно прямо в открытом море.

Впрочем, у военного народа судов не бывает, к этому слову разные старшины второй статьи, мичманы и капитан-лейтенанты относятся презрительно, у людей в погонах бывают только корабли…

Экспедиция под руководством контр-адмирала Осколка занималась тем, что расставляла в море ориентиры — буи для выхода атомных подводных лодок из наших вод в открытый океан.

Рельеф на севере запутанный, много островов, подводных скал, полно мелей, впадин и невидимых хребтов, голову можно свернуть запросто, поэтому длинным пузатым громадинам-подлодкам выйти из этого сложного лабиринта без подсказок трудно. Буйную голову можно легко оставить на дне какой-нибудь коварной бухты. Выходить на "большую воду" следовало лишь по буям. А ставить буи можно (и нужно) только под руководством очень опытного человека. Ошибки в постановке буев не допускаются совсем, даже ничтожные.

Места северные, такие, как бухта Провидения, мыс Шелагский и Сердце-Камень, остров Врангеля и остров Геральда облюбованы военными моряками давно, еще с царской поры, и хотя не все углы здешние обжиты, присутствие человека ощущается всюду… Над головой с пронзительным воем носятся самолеты морской авиации — новейшие, способные взлетать едва ли не с любого клочка земли, — вертикально уходят вверх и растворяются в голубой выси. Впрочем, это было в пору, когда Москалев плавал на танкере, сейчас же, в эпоху послеперестроечную, когда Геннадий плывет верхом на огромной посудине в Чили, на месте тех баз стоят разрушенные постройки, дома пахнут кладбищем, бывшее жилье стороной обходят даже белые медведи — жизни никакой там нет… Все разрушено.

У Москалева от осознания всего этого внутри часто возникал холод, он не понимал ничего происходящего, потому и страдал… А прошлое возникало часто, оно не отпускало его…

На острове Геральда располагались большие моржовые лежбища, однажды их послали туда на охоту.

Вообще-то к лежбищу невозможно подойти на полкилометра, вонь там стоит такая, что бравых мореходов легко сшибает с ног, они были готовы отступить заранее и отступили бы, если не приказ высокого начальства — взять моржа. Для чего, спрашивается, нужен морж? А непонятно, вот ведь как… То ли собак ездовых, пограничных кормить (но они на ряду с мясом очень аппетитно расправляются с рыбой, едят юколу — вяленую горбушу, которой здесь много; на юколу идет и кета); то ли для нужд какого-нибудь полярного зверосовхоза; то ли в научных целях, — в общем, со временем это просто-напросто забылось.

С другой стороны, жалко ведь — без этих морских увальней, очень добродушных, без моржей, любой клок северной земли, любая льдина становятся угрюмыми, враждебными, без соседей этих человек вряд ли бы выжил в трудных здешних условиях.

Как казалось тогда Геннадию, остров Геральда — это нейтральная территория, никому не принадлежащая — ни России, ни Штатам, ни Канаде, следов человека на нем не было, поэтому моржи, не зная, что собой представляет двуногий "гомо сапи-енс", особенно если он с ружьем, приняли делегацию с винтовками дружелюбно, хрюкали, кашляли, шлепали ластами по камням, вздыхали озабоченно, чесались, на всякий случай прикрывали своих детей и совсем не думали, не предполагали даже, что люди будут в них стрелять.

Не знали моржи, как больно умеет плеваться горячим свинцом винтовка, не ведали совсем, иначе бы вели себя, как белые медведи. А белые мишки, как известно, человека не переносят на дух, едва завидя, норовят содрать с него скальп. И за что только их любят детишки, с какой стати сочиняют про них стихи?

Белый медведь нападает на человека, не задумываясь совершенно, не медля ни секунды. Специалисты пробовали докопаться, понять, отчего же северный мишка так ненавидит человека, за какие такие грехи, в чем он провинился перед властителем Арктики, но раскрутить этот ребус, разгадать загадку так и не сумели. Не по зубам разгадка оказалась.

Когда белый медведь нападает на человека, то взять этого зверя пулей бывает трудно, почти невозможно, любая пуля, даже разрывная, застревает