Книга Смерть в катакомбах - Ирина Лобусова

Биографии его никто не знал. Каким-то образом пошел слух, что Антон Кулешов — не настоящее имя артиста, а творческий псевдоним. Но никто не знал, как его действительно зовут. Сам же артист скрывал это очень тщательно.

О нем вообще ничего не было известно: откуда он приехал в Одессу, как долго живет здесь… О Кулешове ходило множество слухов. Впрочем, все они сводились к одному — к цыганскому происхождению артиста. Были люди, которые утверждали, что артист родился в цыганском таборе возле села Нерубайское. Но, опять же, это были лишь слухи, а сам Кулешов поддерживал интерес к себе тем, что ничего о себе не говорил.

Так же, как и Жан, Кулешов обожал женщин, но в своих отношениях был куда более разборчивым. И все романы заводил в основном с артистками, а не со шлюхами. Впрочем, большинство этих артисток выступали в ночных заведениях.

Когда у него спрашивали, Кулешов всегда подчеркивал, что не женат. А публика видела его то с одной, то с другой артисткой, и было ясно, что с этими женщинами у него отнюдь не дружеские отношения.

Новость разлетелась по Одессе мгновенно: после триумфального празднования Нового года в дорогой ресторации Антон Кулешов даст дополнительный концерт в «Парадизе» 4 января.

Очередь начала выстраиваться часов с пяти. В этот раз хвост ее тянулся далеко за саму Ланжероновскую — к Пушкинской. Стояли в ней в основном женщины. Некоторые даже совсем скромно одетые, без положенных для дорогого заведения мехов.

Дамочки стучали по асфальту каблуками, пытаясь согреться на жестоком морозе, который в ночь со 2 на 3 января неожиданно сковал город. Губы их синели, несмотря на красную помаду, а изо рта шел пар.

Вышагивая в своей неизменной ливрее вдоль очереди, Жан изо всех сил пытался урезонить отчаявшихся фанаток артиста.

— Да не стойте на морозе, глупые! — смеялся он, сам весь сморщенный от холода. — Вы ведь понимаете, что зал не резиновый. Совсем мало мест!

— Ты бы посодействовал, а, Жанчик? — время от времени выкрикивал озорной голос из толпы. — А мы уж тебя отблагодарим!

Жан с презрением косился на стертые каблуки старых ботинок, немодные, вытертые пальто, на вязаные шапочки с вылезающими из-под них жалкими кудряшками от папильоток и с презрением сплевывал сквозь зубы.

Уже с утра он провел время с двумя дорогими, роскошными и бесстыдными проститутками, которые обработали его совершенно бесплатно, чтобы попасть на заповедный концерт. И теперь чувствовал приятную расслабленность во всем теле, усталость, от которой даже не хотелось ходить и зарабатывать деньги.

И ему не было никакого дела до того, что проститутки эти накануне вечером обслуживали нескольких высокопоставленных немецких офицеров. А еще раньше просто служили подстилками для румынских солдат.

Шлюхи уже сидели в зале, потягивали дорогое шампанское — красивые, холеные, в вечерних платьях из панбархата с чернобурками на плечах. Ну как можно было сравнить их с этими сопливыми, замерзшими, нищими худышками, большинство из которых — Жан готов был поклясться — были девственницами? А если и интересовало его на свете что-то меньше всего, так это такие вот порядочные старые девы.

К шести вечера начали подъезжать автомобили. Из них выходили немецкие и румынские офицеры со своими жеманно выпархивающими дамами. Стоящие на морозе заметно приуныли. Но никто не смел и пикнуть, почему офицеров-оккупантов пропускают без очереди.

Зал постепенно заполнялся. Отчетливо слышалась немецкая и румынская речь. Пошло взвизгивая, хохотали дамы офицеров. Вчерашние работницы и колхозницы, родом из самых отдаленных сел, приехавшие в Одессу в поисках лучшей жизни, они чувствовали себя королевами, манерно кутаясь в панбархат и чернобурки, не понимая, что на таких, как они, даже самая дорогая ткань будет выглядеть как настоящая дерюга.

В это самое время в своей гримерной — на удивление, просторной комнате, но без окна — сидел Антон Кулешов. Он лениво потягивал коньяк, глядя на свое отражение в зеркале. Зеркало подсвечивалось множеством ярко горящих электрических лампочек — так было удобнее накладывать грим.

Несмотря на то что на нем еще не было концертного костюма, а был дорогой шелковый халат, артист выглядел слишком напряженным, не похожим на себя. Концертный костюм — алая косоворотка, узкие черные штаны и длинные цыганские сапоги — был разложен на диване.

Лицо Кулешова было невероятно мрачным. Лоб прорезали глубокие морщины, губы были сжаты в сплошную узкую, какую-то жуткую полосу. Скулы напряглись так, что на щеках играли желваки. А руки были сжаты в кулаки, да так, что отчетливо выступили вены…

Глаза Кулешова горели нехорошим, мрачным огнем. Время от времени он шептал что-то и тогда еще сильней сжимал кулаки.

Периодически артист глотал коньяк большими глотками, но было видно, что он совершенно не чувствует его вкуса… Ну кто бы мог представить, что через какой-то час он будет распевать развеселые, пошлые куплеты? И, вторя ему, от смеха станет умирать целый зал? С таким лицом перед публикой не появляются… Да и вообще ни перед кем не появляются…

Дверь гримерки без стука распахнулась и внутрь влетела Танечка Малахова — молоденькая очень хорошенькая артисточка из мюзик-холла, с которой Кулешов провел три ночи подряд.

— Милый, там полный зал! — защебетала она. — Ты не поверишь, кто приехал! Сам губернатор и…

В этот момент Кулешов в очередной раз сжал кулаки и отчетливо громко выругался. В зеркале Танечка увидела его лицо.

— Милый, что с тобой? — перепугавшись, она попятилась к дверям.

Не обращая на нее никакого внимания, Кулешов снова так же громко что-то произнес.

— Что ты говоришь? — Танечка растерялась. — Я ничего не поняла. — Что это за язык?

— По-русски понимаешь? Пошла вон! — Антон повернулся к девушке, яростно сверкая глазами. — Пошла вон, дура! Чтобы духу твоего тут не было! Вон!!!

Вспыхнув, еле сдерживая слезы, Танечка бросилась прочь из гримерки. Вскочив с места, Кулешов заметался из стороны в сторону, словно раненый зверь. Затем схватил с вешалки тяжелое, на ватине, пальто и выбежал в коридор, громко хлопнув дверью. Даже там было слышно, как шумит переполненный зал…

Глава 2

Одесса, 4 января 1942 года

Дополнительные столики с трудом поставили возле стен, сдвинув уже стоящие. Сделать это было необходимо — такого аншлага «Парадиз» не знал давно.

В центре зала на лучших местах уже сидели все высшие чины оккупационной власти Одессы. Официанты сбились с ног, разнося запотевшие от холода бутылки шампанского.

Еще за неделю до этого дополнительного концерта Кулешова администрация кабаре «Парадиз» постаралась разнести по городу слухи о том, что это выступление будет каким-то особенным. Якобы артист приготовил новую программу, в которой будут и романсы, и куплеты с юмором, и популярные эстрадные песни на немецком языке…