Книга Шипы и розы - Лана Каминская

Из комнатки, переполненной подвязок, чулков и шпилек, Джейкоба выперли сразу. Малеста, прикрывшись куском ткани цвета бургундского вина (кажется, то была часть драпировки для дивана, который выволакивали на сцену в последних сценах и на котором восседала королева), выскочила за Джейкобом следом. С не до конца смытым гримом на лице, с растрепавшейся прической она была прекрасна. По-английски говорила с лёгким, но мягким, акцентом, и лорда Андервуда это пленило ещё больше. Однако внешне он старался оставаться невозмутимым и делано равнодушным.

Извинившись за вторжение, Джейкоб тут же велел актрисе одеться, сухо бросив, что экипаж ждёт, а ещё ждёт столик, заказанный в одном известном ресторане, где поужинать стоило целое состояние. Малеста отказала.

Но плох тот полководец, который никогда не знал поражений. И плох тот банкир, который ни разу в жизни не испытал кризиса: хоть финансового, хоть в любви. Джейкоб Андервуд на войне не был, зато отлично считал деньги и умело планировал будущее, как банковское, так и собственное.

Со следующего дня Андервуд стал настойчивее. Он не пропускал ни одного спектакля, хоть и сидел во время представления, брезгливо зажав нос пальцами. Каждый раз посылал Малесте две корзины роз (одну – на сцену; другую – в гримёрку), затем разузнал её адрес и в один прекрасный день отправил письмо, в котором предлагал встретиться.

Как положено в среде джентльменов, встреча должна была состояться в месте, полном людей, поэтому Джейкоб Андервуд выбрал оперу. Не любительскую, а высокую, где пели исключительно на итальянском и пробовали крохотные пирожные в перерывах между действиями. Малеста снова не пришла, и тогда не терпящий неудач банкир пошёл на последний штурм.

Беседа с владельцем крохотного театра прошла успешно, за закрытыми дверями и с приспущенными шторами. Под виски многолетней выдержки, крепкие сигары и выписанный чек на предъявителя была достигнута та самая договорённость, которая в полной мере устраивала обоих мужчин, но о которой не потрудились спросить ни одну женщину. Впрочем, и речь-то шла всего об одной, но даже её мнением не удосужились поинтересоваться.

В тот вечер Малеста вышла из театра вся в слезах. Роль датской королевы досталась рыжей дурнушке с громким голосом и совсем не королевской осанкой, а Малесте выдали только расчёт за последние спектакли и белоснежную шаль, которую она ещё год назад принесла с собой и использовала в одной из прежних постановок.

Джейкоб Андервуд был тут как тут.

Не успела Малеста сделать и пары шагов по тротуару, чтобы перехватить идущий в её сторону кэб, как Джейкоб высунулся из окна своего экипажа и поманил Малесту тростью, а затем галантно распахнул дверцу и предложил сесть. Красные глаза на фоне бледных щёк смотрелись столь ужасно, что выхода не было – Малеста согласилась, и пока лошади медленно цокали до квартиры, которую она снимала неподалёку от парка, на лорда Андервуда обрушилась волна откровений. Малеста рассказала, как владелец театра ни с того ни с сего выставил её за дверь, в качестве причины кинув лишь пару слов о том, что зрителям её игра кажется скучной. Джейкоб понимающе кивал, а потом коснулся руки зарёванной спутницы, медленно стянул кружевную перчатку, провёл пальцами по коже, лишённой загара, и предположил, что пора начать новую жизнь.

Роскошную свадьбу сыграли только через полгода, когда Малеста окончательно убедилась в том, что ни один театр её уровня не готов принять её к себе в труппу, и единственным способом сводить концы с концами было принятие предложения лорда Андервуда. Весьма завидного, по мнению большинства.

А вот незавидное происхождение невесты скрыли, придумав историю о разорившемся роде, пусть и древнем, но мало известном. Гости и знакомые Джейкоба ту историю «съели» (или сделали вид, что «съели») и отнеслись к выбору лорда Андервуда с должным уважением и умеренным вниманием. В конце концов, многим из них было всё равно, какие у Джейкоба тараканы в голове, а закуски и возможность встретить на свадьбе влиятельных персон и представить им своих дочерей, кузин и внучек была в разы важнее, чем всё остальное.

Малеста была прекрасна в пышном платье и бриллиантах, и лишь немногие на торжестве отметили, что улыбка госпожи Андервуд нет-нет да была грустной, и в глазах радости было мало, а больше тоски и усталости. Впрочем, на последнее всё и списали. Пережить празднование на несколько сотен человек, среди которых был двенадцатилетний сын Джейкоба, оказалось непростым делом. И сложнее всего было не запомнить имена и титулы всех гостей, не поприветствовать их всех лично и не выслушать их длинные поздравительные речи, а следить за гадким мальчишкой, так и норовившем как бы невзначай наступить на шлейф платья невесты и тем самым не дать ей и шагу ступить, когда это было нужно, или сунуть в цветы на столе с дюжину жаб, пупырчатых и жутко квакающих, или сделать вид, что подавился вишней, а потом выплюнуть несколько косточек прямо в лицо той самой, которая только что заняла в доме место его матери и даже надела себе на шею её ожерелье, и никакие уговоры, угрозы, няньки и гувернеры ничего не могли с тем проказником поделать.

Малеста была растеряна; она совсем не умела ладить с детьми, тем более с такими, кто её почему-то ненавидит. Однако конфликт замялся сам собой: выяснилось, что Тим души не чает в той школе, куда отдал его отец. Любовь к знаниям оказалось столь сильной, что Тим предпочёл находиться вдали от дома целый год, потом ещё год, потом ещё. Джейкоба поначалу это сильно расстраивало, и Малеста утешала супруга, как могла. А потом пошли слухи о проделках отпрыска, и Малеста даже радовалась в душе, что все они происходили далеко от Девонсайда. Супруга лорда Андервуда была натурой далекой от скандалов, разборок и различных неприятностей, любила тишину и тихую прохладу сада, книги, розы и чай и совсем не любила проблемы, от которых Джейкоб её предусмотрительно избавил.

Вот и сейчас ей меньше всего хотелось, чтобы письмо, так неожиданно появившееся в доме, оказалось не более чем простым желанием сына наконец-то встретиться с отцом. Но даже если это не так, Малеста не узнает деталей, потому что на время возможного скандала будет у престарелой миссис Мерит – единственной дамы в округе, с кем Малеста по-настоящему дружила.

– Сегодня к ужину не жди, – голос супруга выхватил Малесту из вороха воспоминаний и мыслей.

Встрепенувшись, та повернула голову в сторону лорда Андервуда и тихо спросила:

– А как же куропатка?

– Съешь сама или распорядись приготовить что-то другое.

– Но почему? – Малеста до сих пор была растеряна.

– Ты хочешь лечь спать голодной?

– Почему ты передумал ужинать дома? Что-то ещё случилось?

– Меня терзают мысли, что Тим опять затеял что-то неладное. Я съезжу в город и обналичу чек. Что-то подсказывает мне, что крупная сумма наличными не помешает. Заодно отужинаю с сэром Пикли и попробую у него разузнать последние слухи.

– И вернёшься, как обычно, поздно ночью?

– Да, дорогая. – Джейкоб подошёл к супруге, наклонился и уткнулся губами и носом в её пахнущие цветами волосы. – Будить тебя не буду, лягу в своей спальне.