Книга Невидимка и (сто) одна неприятность - Яна Ясная

Все равно для того, чтобы удобно уместиться вдвоем с бессознательным телом, понадобилось некоторое количество времени, возни и компромиссов с собственными понятиями о приличиях. Подушку пришлось оставить ему, но лагранжевское плечо ее вполне заменило — хоть и жестковато, но практично!

С трудом победив соблазн в принципе устроиться не столько рядом, сколько на, обвив руками и ногами со всем комфортом, я закрыла глаза и почти мгновенно провалилась в сон.

Глава 2

Я проснулась от щекотки. Рефлекторно дернула плечом, пытаясь прикрыть шею, когда по ней мазнуло что-то теплое, и попыталась глубже зарыться носом в подушку, нащупывая соскользнувшее одеяло.

Одеяло не нащупывалось. Зато вместо него нащупалась мужская рука, лежащая на моем бедре. Пальцы стиснули тазовые косточки, вдавливая мою попу во что-то твердое, и шею снова щекотнуло — теперь горячим воздухом и, кажется, губами.

— Хм… — задумчиво прозвучало над ухом, и я окончательно пришла в себя, пружиной подскакивая на кровати.

— Ты что?!.. это что?.. — пискнула я, вжимаясь в стену. Еще осоловевшая и с трудом соображающая после сна. Нет, я не забыла, что у меня в кровати вчера оказался придурок Лагранж, но он должен был — просто обязан! — быть бессознательным.

— Это утро, детка, — хрипло отозвался парень, с сонным прищуром глядя на меня снизу вверх. — До подъема еще почти час, так что у меня еще есть время хорошенько отблагодарить тебя за помощь.

— Иди в задницу, Лагранж, натурой не беру, — огрызнулась я и нервно сглотнула.

— Сначала “иди в задницу”, а потом “натурой не беру”. Ты очень противоречивая, седая девочка.

Он сел и с хрустом потянулся, демонстрируя мне позолоченную утренним солнцем светлую копну волос, грудь расписанную моей кровью, которая за ночь местами стерлась, местами высохла и превратилась в бурые потрескавшиеся полосы, и впалый живот с хорошо очерченной мускулатурой.

Очень тяжелой мускулатурой! Со вчерашнего вечера лично я теперь люблю задохликов, надо об этом помнить!

— Раз очнулся, проваливай, — хмуро потребовала я, проигнорировав подначку.

Лагранж провел рукой по груди, растер между пальцев засохшую кровь.

— Изобретательно.

Очень хотелось фыркнуть что-то вроде “до твоего мнения мне дела нет”, но я — невидимка, я не втягиваюсь в противостояния. Вместо этого я как можно равнодушно бросила:

— Знаю. На ногах стоять можешь? Тогда уходи.

— Зачем? — Лагранж откинулся обратно на подушку, с комфортом закинув руки за голову. — Хорошо лежим! И вообще пока ты не проснулась, тебе вполне нравилось.

Я уперлась спиной в стену и ногами спихнула с кровати наглое тело.

Тело такой подлянки от меня все же не ожидало, поэтому не удержало равновесия и свалилось. Лагранж перевернулся в процессе, упал на колени и быстро выпрямился, но серые глаза опасно сверкнули. Мои пальцы машинально сжались в кулак, активируя еле заметные шрамы рун на внутренней стороне ладони. Невидимка-невидимкой, а совсем без конфликтов в Горках нельзя, и тут или ты, или тебя. И если тебя, то в покое уже не оставят, а если ты — то шанс есть.

Даниэль не мог этого увидеть, разве что по напряженной позе уловил, что я готова дать отпор, но попытки вернуться на постель или отомстить за удар, не сделал. Вместо этого, направился к шкафу и беспардонно его распахнул. Протест и жажда за шкирку вытащить нахала из моего личного имущества, зачахли мгновенно, стоило Лагранжу вынырнуть из недр шкафа с тазиком, кувшином и полотенцем. Многие из старожилов предпочитали хранить принадлежности для умывания у себя, чтобы не бегать каждый раз в общую ванную.

— Так и знал, что ты запасливая.

Он сгрузил все на стол и стянул с себя порванный свитер вместе с оставшейся без пуговиц рубашкой. Небрежно швырнул на постель рядом со мной.

— Когда ты уже свалишь?

В горле пересохло и вопрос прозвучал как-то неприлично хрипловато. Я торопливо сглотнула и облизала губы, непроизвольно пялясь на широкую мужскую спину. Игра света и тени: блики солнца на гладкой коже и очерченный тенями рельеф — лопатки, позвоночник, перекатывающиеся под кожей при движении мышцы…

— Прости, бука, но я не собираюсь шарахаться по замку в таком виде. Рваную одежду объяснить можно, кровавые рунные разводы, согласись, уже несколько сложнее.

Он щедро плеснул воды в небольшой тазик и принялся смывать с себя мои художества.

Я продолжала как зачарованная наблюдать за полуголым парнем, плещущемся в моей комнате, как у себя дома. Восхитительная наглость все же!

Он плеснул себе в лицо, провел пятерней по волосам, и те потемнели от влаги. Растер шею — и несколько капель наперегонки покатились по выемке позвоночника.

Мирей, наверное, дорого бы отдала, чтобы оказаться сейчас на моем месте…

Я сделала над собой усилие и отвернулась, уставившись в окно.

В замке не так уж много развлечений, и секс — одно из них. По крайней мере, так утверждали все старшие. Мне, признаться, было любопытно, что же это за штука такая — секс, но не настолько любопытно, чтобы связываться с кем-то из воспитанников. Видела я что женскую грызню за парней, что мужскую за девчонок. Ну на фиг… уж как-нибудь дотерплю с экспериментами до свободы!

— Ты всегда такая бука или только по понедельникам?

Я неохотно оторвалась от пейзажа. Лагранж повернулся ко мне лицом и теперь вытирался моим полотенцем, позволяя оценить, что перед у него ничуть не хуже зада.

— Ты всегда такое трепло или только после прогулки на тот свет?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Что, даже не спросишь, что это было?

— А есть смысл?

Не знаю, за какую идиотку он меня держит, но если, выбирая между сдохнуть в коридоре и попросить миссис Керлиони о помощи, он выбрал первый вариант, то какой толк сотрясать воздух и требовать с него объяснений?

Я смотрела ему в глаза. Он смотрел в мои. На губах у него застыла усмешка, но глаза не смеялись. Взгляд был тяжелым и каким-то… усталым.

— Как тебя зовут?

Мое полотенце легло на стол, и я поднялась с кровати. Сейчас он уйдет, и нужно успеть выставить ему счет.