Книга Пражский синдром - Татьяна Рябинина

Нет, мы не ругались. Больше не ругались. Даже на это нас не хватало. По инерции протянули еще два года. И когда я осторожно предложила развестись, Димка, как мне показалось, вздохнул с облегчением.

- Ты уверена? – спросил он, тем не менее. – Может, это просто кризис? Может, еще наладится?

Я смотрела на него. Красивый мужчина, в самом расцвете. Несомненно, привлекательный. Но… все погасло. Не было больше ни волнения, ни радости, ни желания – кроме самого примитивного, похожего на банальный голод, да и то не часто. Пытаться все это вернуть?

В последний момент я дрогнула. Уже после того как подали заявление на развод. Но теперь возразил Димка:

- Ань, не поможет. Ты же понимаешь, что это привычка и воспоминания. На этом далеко не уедешь. Понятное дело, что чувства меняются со временем, но у нас все умерло. Только измучаем друг друга.

Сказать, что мы расстались друзьями, было бы натяжкой. Но и не врагами, точно. Просто расстались. Изредка созванивались, поздравляли с праздниками, но больше ни разу после развода не виделись.

С тех пор прошло два года. Я все так же преподавала и переводила. Личная жизнь? Да, я так ее и называла – личная жизнь, но, скорее, это был некий дружеский секс. Время от времени. С двумя мужчинами. Один был безнадежно женат. Другой жил в Калининграде и в Питер приезжал по делам раз в два-три месяца. Оба были абсолютно бесперспективны. Даже не в плане замужества – хотя бы стабильных отношений.

Жизнь шла сонно, лениво – как равнинная река с едва заметным течением. Иногда я выныривала из этого полуболота и ужасалась словами Цоя: «Так идет за годом год, так и жизнь пройдет». И тут же ныряла обратно. Зачем выходить из зоны комфорта, если мне в ней комфортно?

2.

На кухне засвистел чайник, и я вздрогнула. Куда-то не туда костюм меня увел, в совершенно ненужные воспоминания. На рефлексии времени в это утро не оставалось. Привычный неспешный алгоритм был нарушен. Я налила чаю, вернулась в спальню, выбрала блузку под костюм – цвета еловых лап, который выхватывал из моих неопределенно-серых глаз зеленый оттенок. Причесалась, накрасилась, вдела серьги. Выпила остывший чай с бутербродом. Все, можно бежать.

Когда я в последний раз чувствовала себя красивой, желанной женщиной? Наверно, месяца два назад, когда ходила в театр с одним из своих кавалеров. Вечернее платье, открытая спина под шелковой шалью. Восхищенные взгляды. И все равно это было так… не будоражило. Просто факт: я хорошо выгляжу, на меня смотрят. Тогда откуда это странное ощущение сейчас – как будто иду на свидание?

Глупости. Просто работа. И деловой костюм. Почаще из дома надо выходить, с людьми общаться, только и всего. А то одичаю совсем.

Конец августа, последние теплые дни. Один холодный дождь – и начнется осень. В это время я всегда тосковала по Праге. Больше обычного. Может, плюнуть на все и поехать на недельку? Навестить Веру, которая недавно родила третью дочку. Не угомонятся, наверно, пока не получится мальчишка. Или все-таки на свой день рождения, в декабре?

Я родилась двадцать пятого, в католическое Рождество. И за восемь лет жизни в Праге так и не увидела его «белым» – со снегом. На Новый год выпал однажды, на Рождество – ни разу. Это была моя мечта. В полночь выпить шампанского на Карловом мосту. И чтобы шел снег. Сбудется ли когда-нибудь?

Вместе с Димкой мы в Праге были за все эти годы только два раза – он туда не рвался. Даже на десять лет своего школьного выпуска не поехал. И я на встречу своего класса ездила без него. Зато с мамой – у нас-то страсть к Праге была общая. Да и вообще мы с ней чем дальше, тем больше становились подругами.

Черт, черт! Мама же!

Я уже ехала на маршрутке в Гавань. Хорошо, что вспомнила. Достала телефон, набрала номер.

- Анют, ничего не случилось? – испугалась мама: обычно я не звонила ей раньше обеда.

- Нет, мам. Извини, не приеду сегодня. Работа напала из-за угла. Припахали выставку ювелирную переводить.

- Да ты что? – удивилась мама. – Ты же не берешь тлумку.

Иногда мы спонтанно переходили на чешский, но чаще вставляли в речь чешские словечки, а то еще и в испорченном виде. Как сейчас: tlumka вместо tlumočení – устный перевод.

- Пришлось Ирку выручить. Не знаю, когда вся эта беда закончится. Завтра приеду.

Хоть я и вышла из дома с запасом времени, на месте была впритык. Сначала искала нужный павильон, потом препиралась с охранником, который ни за что не хотел меня пускать через служебный вход. Он долго куда-то звонил, что-то выяснял, потом записал данные моего паспорта и все-таки пропустил. Еще поплутав, я наконец нашла своих четырех чехов, представилась. Все, началась работа.

Сначала я нервничала, потому что давно уже не переводила устно, фактически синхронно. А говорить приходилось почти без передышки, наша секция привлекала повышенное внимание. Посетители толпились у витрин, задавали вопросы. Я даже толком не могла сама посмотреть, что там такое они разглядывают. Некоторые украшения можно было купить, и в этом мне тоже, разумеется, приходилось участвовать.

Но не прошло и получаса, как напряжение испарилось, словно по волшебству. Все чехи, кроме одного, были пражаки, и я буквально купалась в обожаемых поющих интонациях, возможно, странных для непривычного уха. И сама пела, разумеется. Подопечные мои никак не могли поверить, что я русская.

«Mluvite jako pražaci…»

«Говорите, как пражаки», - это был лучший комплимент, от которого хотелось мурлыкать.

Наконец ближе к обеду выдался затишок. Чехи мои отправились перекусить, и я с ними. В секции остался пан Нелиба, самый старший («Я такой старый, что еще учил русский в школе»), который мог худо-бедно объясняться без переводчика. В кафе я уже просто болтала с ювелирами. Разумеется, им было страшно интересно, откуда я так хорошо знаю чештину. Пришлось рассказать.

Когда мы вернулись в павильон, пан Нелиба разговаривал с высоким светловолосым мужчиной в темно-сером костюме, которого я до этого не видела. Он стоял ко мне в пол-оборота, и мне было не разглядеть его лицо, но этот мягкий теплый баритон и короткие, словно рубленые гласные - kratke zobaki! - я узнала бы, наверно, даже во сне.

Как будто замерло все вокруг царством Спящей красавицы. Я стояла и ждала, когда он обернется. Почувствует мой взгляд.

Алеш повернул голову, и его брови взлетели – словно не поверил своим глазам.

- Анна? Annodomini…

Мы снова были на Карловом мосту, стояли и смотрели друг на друга. Как будто не прошло этих десяти лет.

Он изменился. Повзрослел. Другая стрижка - короткая. Вместо футболки под рубашку и потертых джинсов – костюм, который стоил, наверно, дороже, чем все то, что висело у меня в шкафу, вместе взятое. Но улыбка осталась прежней – теплой, светлой, и так хотелось улыбнуться в ответ.