Книга Тайны раскола. Взлет и падение патриарха Никона - Константин Писаренко

А еще архидиакон греческого патриарха написал вот что: Никон «перевел служебник литургии с греческого языка на русский, изложив в нем обряды и проскомидию в ясных выражениях, доступных пониманию детей, согласно подлинной греческой обрядности. Он напечатал этот служебник в нескольких тысячах и роздал их по церквам всей страны». Все верно. 20 (30) сентября 1655 г. первый завод «Служебника» — тысяча двести штук — увидел свет. С опозданием ровно на год. Арсений Грек даже умудрился подчерпнуть кое-что для книги из привезенных Арсением Сухановым в феврале 1655 г. пятисот греческих манускриптов. 24 сентября (3 октября) в книжной лавке на Никольской улице продали первый экземпляр. Впрочем, спустя месяц, 26 октября (5 ноября), распространение приостановили. Глава церкви и государства пожелал откорректировать «95 четверток». «Ис печати те четвертки вышли… во 164-м году генваря в 5 день», то есть через два с половиной месяца. 7 (17) января 1656 г. книга начала расходиться по рукам.

Далее патриарху оставалось терпеливо ожидать реакции народа: примет или не примет выстраданный им компромисс — земли в обмен на обряды? Увы, терпеливого ожидания как раз и не получилось. Иван Неронов преподнес очередной сюрприз: 10 (20) августа 1655 г. сбежал из Кандалакшского монастыря.

С тремя единомышленниками «в 4-м часу нощи в маленком карбасе поехали морем». Вместе пережили и погоню, и страшный шторм. Первые кров и пищу обрели на Соловках у архимандрита Ильи. Отдохнув, поплыли на материк, спеша в Москву. Там старого товарища приютил Стефан Ванифатьев.

«И многа молва быть в Русии Иоанна ради»! Почему? Потому что Никон поднял на ноги всех и вся на поиск опасного смутьяна. А игумен Кандалакшского монастыря Феодосии и архимандрит Соловецкой обители Илья за утрату бдительности лишились права на отправление божественной службы. Нет, не верил Никон в русский народ, не доверял ему. Боялся, что Неронов яркой проповедью переманит десятки тысяч, сотни на свою сторону и вовлечет всех в мятеж, ослабляющий, а то и сокрушающий боевой дух русской армии. Надеялся не допустить катастрофы изоляцией пламенного оратора от непросвещенной и несознательной паствы. Оттого потребовал от духовных и светских приказных всех уровней с надлежащим рвением искать и найти заклятого врага московского государства.

Хотел как лучше. А вышло наоборот. Объявлением Неронова во всероссийский розыск Никон обеспечил оппонента бесплатной политической рекламой. Ну, кого летом 1655 г. волновала судьба Кандалакшского узника? Поредевшую когорту старых соратников, вологодскую родню да добрых знакомых в разных краях, кои отец Иоанн когда-либо посещал. А спустя полгода, под занавес военной кампании 1655 г., похоже, только отшельники в забытых Богом скитах не знали, что соперник номер один патриарха, обманув монастырских надзирателей, вырвался на волю и сейчас где-то разворачивает сопротивление «еретическим» реформам святейшего «великого государя». По всей державе московской в городах и «в весях» население, проведав от начальников о сыскном аврале, дивилось отчаянной отваге и самоотверженности гонимого за правду протопопа. Ловить и выдавать беглеца властям мало кто думал. Большинство, как водится на Руси, жалело исчезнувшего вождя «боголюбцев». А от жалости до сочувствия и реальной помощи не так далеко.

10 (20) декабря 1655 г. Алексей Михайлович триумфатором возвратился в Москву. Армия под командованием царя за истекший год хорошо потрудилась, чтобы максимально облегчить команде Алмаза Иванова консультации с коллегами из Речи Посполитой по завершению русско-польской войны на условиях, приемлемых для обоих государств. Во-первых, за зиму и весну она содействовала украинцам при отражении польского продвижения на Умань и остановила контрнаступление гетмана литовского Я. Радзивилла на Смоленск мужественной обороной Нового Быхова, Могилева и Витебска. Неприятель сумел овладеть Копысью, Оршей и Дубровно. На том реванш и застопорился. Во-вторых, освободив в мае потерянные города, в июне царские войска возобновили поход на запад и за полтора месяца очистили от поляков всю Белоруссию и часть Литвы, взяв 3 (13) июля Минск, 31 июля (10 августа) — Вильно, а 6 (16) августа — Ковно (Каунас). В-третьих, во взаимодействии с казаками в сентябре осадили Львов, но из-за распыления сил не успели принудить столицу Западной Украины к капитуляции до появления на Буге крымских орд. Зато, отбив в ожесточенном сражении 8—11 (18—21) ноября у Озерной (под Тернополем) натиск татар, русско-украинский корпус во главе с Хмельницким добился от хана к ночи четвертых суток сражения прекращения кровопролития, после чего 12 (22) ноября гетман заключил с недавним партнером пакт о ненападении. Таким образом, военные и огромную территорию для дипломатического торга отвоевали, и свежеиспеченного южного союзника Польши из игры вывели. Чинам из Посольского приказа оставалось нейтрализовать польско-шведское сближение и «выкупить» у шляхты то, ради чего затевали войну — Смоленск, Чернигов и Украину. Однако не из пустой похвальбы или бравады в марте 1654 г. какой-то стольник предвещал Иоганну Родесу, что царь прославит себя «не меньше, чем Александр Македонский». И точно, для сравнения с античным героем покорения Смоленска и Украины маловато. Вот если к ним прибавить княжество Литовское и обе Польши — малую и великую, да в придачу заполучить под русский скипетр области турецкие с православным населением, то подвиг будет вполне под стать древнегреческому.

Понятны рыцарские грезы молодого и неискушенного Романова. Но зачем им потакал политически грамотный Никон? Он ведь не мог не сознавать, что претензии на польскую корону, не говоря уже о балканских территориях, абсолютно иллюзорны…

* * *

Внешняя политика Никона 1655—1656 гг. утратит свою загадочность, доселе будоражащую воображение историков и романистов, когда мы прекратим, повествуя о международных отношениях России середины XVII столетия, выводить за скобки фактор Неронова. Воздадим должное тому, кто постоянно и здорово действовал на нервы патриарха. Чем занимался опальный протопоп с ноября 1653 г.? Вербовал под «боголюбческие» знамена новых приверженцев, крича повсюду об угрозе, которую святейший несет исконной православной вере. Число согласных с трибуном очень медленно, но росло. Никон, видя это, боялся мятежных проявлений с их стороны, подрывающих боевой дух воюющей армии, и думал, как нейтрализовать опасную тенденцию.

Главное событие — рассылка проукраинских «Служебников» по епархиям — ни осенью 1654 г., ни весной 1655 г. не состоялось. Посчитает ли народ Смоленск и Украину достаточной компенсацией за земные поклоны и двоеперстие, пока никто не ведал. А патриарх, судя по всему, не исключал отрицательный ответ, и оттого прибег к маленькой хитрости — кампанию 1655 г. продекларировал, как поход на Вильно и Варшаву за польской короной для царя Алексея Михайловича. Кроме того, открыто заговорили и о грядущем освобождении православных, угнетаемых османами. Иными словами, подданным московского государя желали внушить: вскоре русская держава расширится настолько, что доля тех, кто крестится тремя перстами, превысит число предпочитающих двоеперстие. Тут хочешь-не хочешь, а придется реформироваться.

То, что Москва балансировала на грани, к лету выяснилось со всей определенностью. Дипломатическая активность и военные приготовления могущественной Швеции достигли пика. В Стокгольме долго выбирали, с кем и против кого «дружить». Многие склонялись в пользу военного сотрудничества с Польшей. Однако Ян-Казимир настаивал на бескорыстной шведской помощи, чем весьма обидел потенциального союзника. В итоге молодой король Карл X Густав решил ни с кем не ссориться, а спасти поляков от русских, а русских — от конфликта с Габсбургами и Бурбонами, которым поглощение Речи Посполитой московитами очень бы не понравилось. К тому же в Кремле воевать с северным соседом тоже не стремились. Более того, русские войска не нарушили суверенитет герцогства Курляндского, о коем шведы пеклись больше всего, хотя герцог — вассал Польши — и пособлял сюзерену в меру сил своих. Наконец, Россия во имя сохранения мира с давним торговым партнером уступила шведам крепость Динабург, южнее Риги, которую в мае осадил А.Л. Ордин-Нащокин. После отхода русских по приказу из Москвы шведский гарнизон вошел в город 9 (19) июня 1655 г.