Книга Хрущевская "оттепель" и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. - Юрий Аксютин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чем же остался недоволен актив, а вернее руководитель Московской области? Ведь Зимянин признал «огромное принципиальное значение» критики ошибок своего шефа. И самокритика присутствовала в его выступлении:
— У нас не хватило ни прозорливости, ни необходимой смелости для того, чтобы пересмотреть неправильную установку, которой руководствовалось Министерство иностранных дел в работе по югославскому вопросу… Коммунисты, партийная организация МИДа и товарищи, работающие в области отношений с Югославией, полностью принимают критику нашей партии, критику недостатков и ошибок в работе Министерства иностранных дел и приложат все силы, чтобы их исправить.
Но «конкретики», как видим, не было. Не было того, что способствовало бы еще большей дискредитации Молотова как потенциального лидера в глазах партии.
— Мне кажется, — говорил Капитонов в своем заключительном слове, — что участники собрания партийного актива ожидали от товарища Зимянина другого выступления, с глубоким анализом и оценкой вопроса о советско-югославских отношениях.
Эту цель, — получить от руководящих работников советской дипломатии если и не «глубокий анализ», то нужную «оценку», — поставили перед партийным собранием МИДа, состоявшемся 2-3 августа 1955 г. На нем присутствовало 650 коммунистов. Более чем часовой доклад для них сделал сам Молотов. Признавая ошибочность своей позиции по югославскому вопросу, он заявил, что недооценил как революционные события и изменения, происшедшие в Югославии, так и возможности влияния КПСС на СКЮ. Но не стал касаться причин, породивших эту недооценку. Мало было им сказано и о недостатках в работе министерства. И ни слова — об особой позиции по австрийскому вопросу, освоении целины и разделении Госплана.
Для выступления в прениях записалось 24 человека, выступить удалось 15, в том числе всем заместителям министра и двум членам коллегии. Все они одобряли решения пленума ЦК об итогах советско-югославских переговоров и критиковали своего министра. Но тоже только по отношению к этим переговорам. «Несамокритично» и на сей раз выступил заведующий 4-м Европейским отделом М.В. Зимянин. Было «слабо подготовлено» выступление Ильичева. «Недостаточно самокритичным» оказалось и выступление А.А. Громыко. Выразив сожаление, что в югославском и некоторых других вопросах министерство «вело себя недопустимо пассивно» и фактически «являлось на протяжении последних нескольких месяцев грузом, который портил, путал дела, вместо того чтобы оказывать помощь Центральному Комитету», он затем занялся своего рода самооправданием:
— Мы все рассуждали так: товарищ Молотов — член Президиума ЦК, авторитетнейший государственный деятель, и нам, аппарату (это относится и к заместителям, как первым и не первым, и к заведующим отделами, и к другим работникам), тут дела мало, все решается наверху.
Теперь же ему ясно, что «эта точка зрения и практика являются насквозь неправильными, порочными».
Заведующий 3-м Европейским отделом С.Г. Лапин сетовал на то, что работа коллегии фактически подменена «так называемым рассмотрением вопросов на замах», а те, между прочим, избегают брать на себя ответственность даже за решение мелких вопросов и «нередко пользуются формальными предлогами, чтобы повернуть бумагу в обратном направлении». Не называя, кого конкретно он имеет в виду, министра или его заместителей, Лапин обращал внимание на нервозность обстановки, на то, что высказывая начальству свое мнение, рискуешь «вызвать обидные реплики в свой адрес».
— За внешней деловитостью, чрезмерной занятостью и вызванной вероятно этими причинами раздражительностью у наших руководителей очень часто скрывается нежелание вникнуть в существо вопроса, помочь исполнителям быстро и правильно подготовить документ. При этом часто не проявляется самого элементарного уважения к работникам.
Заместитель министра В.В. Кузнецов указал на такой недостаток, как стремление посольств в капиталистических странах доказать в своих отчетах падение производства и уменьшение торговли в этих странах, увеличение безработицы, снижение зарплаты и т. д.
— Если же цифры говорят другое, то посольство часто действует по принципу: тем хуже для цифр.
Другой заместитель, В.С. Семенов, развивая эту тему, обращал внимание на распространенные в донесениях ряда посольств «примитивные оценки национально-освободительного движения, например, в Индии, Иране, Египте».
В заключительном слове Молотов признал перед своими подчиненными, что им были допущены ошибки по ряду вопросов (правда, без их разъяснения), и обещал «приложить все силы для проведения в жизнь линии ленинского Центрального Комитета». Собрание же в единогласно принятом решении заявило, что «полностью разделяет данную пленумом ЦК оценку ошибочной позиции тов. Молотова В.М. по югославскому вопросу».
Итак, полоскание разногласий Молотова с членами Президиума ЦК, особенно с Хрущевым, происходившее в течение трех дней на пленуме ЦК КПСС, позволило еще более снизить его авторитет в глазах партийной элиты, а последовавшее затем двухдневное обсуждение итогов пленума в МИДе — добиться того же в его собственном аппарате.
18-23 июля в Женеве впервые после войны встретились главы государств и правительств четырех великих держав — СССР, США, Англии и Франции. Булганин формально возглавлял там советскую делегацию в составе Хрущева, Молотова и нового министра обороны Жукова. Фотографии, запечатлевшие его рукопожатия с американским президентом Д. Эйзенхауэром, британским и французским премьерами А. Иденом и А. Пинэ, а также генеральным секретарем ООН Д. Хаммершельдом обходят газеты и журналы всего мира. Правда, его собеседники прекрасно понимают, что не он тут первый, и внимательно следят за обширными репликами Хрущева.
В повестке дня совещания стояли вопросы: германский, о коллективной безопасности в Европе, о разоружении и о расширении контактов между Западом и Востоком. Ни по одному из них какого-либо соглашения достигнуть не удалось. И все же стороны разъезжались довольные друг другом, ибо переговоры велись не только откровенно, но и доброжелательно, без взаимных угроз.
Свидетелям и очевидцам событий 50-х и 60-х годов задавался вопрос: «Что вы помните о встрече глав государств и правительств СССР, США, Англии и Франции в июле 1955 г., на которой Советский Союз представляли Хрущев, Булганин, Молотов и Жуков?»
Помнят, что на встрече этой наметился компромисс и говорилось о налаживании связей, что и было одобрено, 20,5% опрошенных.
Ждал от встречи очень многого работник ФИАНа Л.А. Ипатов: «Нужно все-таки пытаться договариваться». Бухгалтер СУ-55 Мосстроя А.П. Сердцева, а также ее знакомые и родственники «ждали от этой встречи чего-то сверхъестественного, но так вообще-то ничего существенного не дождались». И все же, на ее взгляд, «все почувствовали ветер перемен». «В людей вселялась надежда на мир и добро», — говорил сварщик Балашихинского автокранового завода
A. Ф. Неудахин. «Большое дело сделали, попытались грызню между странами прекратить», — говорил рабочий Красногорского оптико- механического завода В.М. Косяков. «Продолжением миролюбивой политики СССР» считал Женевскую встречу в верхах военно-служащий Советской армии И.Н. Соболев: «Народ устал от войны, люди хотели мира и боролись за него». Выдвинутые на этой встрече советские предложения, в частности о вступлении СССР в НАТО,
