Книга Охота на Вепря - Дмитрий Агалаков

Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: Кабанин заранее узнал о планах губернаторов – изловить его и отдать под суд. Думаю, он узнал о фатальном для себя повороте судьбы, когда мы только выезжали армией в направлении его усадьбы. У него было немало осведомителей в разных государственных структурах, и всякого ранга! И, несомненно, кто-то остался предан ему до конца. Потому что, едва земля дрогнула, целые потоки телеграмм потекли в разные концы страны, на границы Российской империи, и особенно в Москву и в Тверь, куда собирался Дармидонт Кабанин, но его нигде не оказалось. Фотографии рассылались пачками, но впустую. Полиция сбилась с ног. Да, видели похожего на него человека то под Владимиром, то под Пензой, то на подъезде к Ярославлю, но не более того. Точно он вовремя надел шапку-невидимку и спрятался от окружающих! А его петербургские адвокаты словно забыли, кто он, и вспоминали о своем «золотом» клиенте как о дальнем родственнике, о котором не слышали вот уже добрых лет двадцать. Я же понимал, что хитрый и опасный зверь просто затаился до времени. Совсем некстати в предварительной камере, в одиночке, внезапно умер от сердечного приступа казначей Кабанина – Ерофей Нытин, лишив тем самым следствие очень важного свидетеля. Но в его грудную жабу мало кто поверил. А еще через неделю от заворота кишок скончался и Пантелей Зыркин. Чуть позже в тюрьме, во время обеда, убили гвоздем Мирона Быкова. В горло воткнули, словно за то, что разговаривал много. «Уверен, Петр Ильич, наши враги повсюду, – в те дни поделился со мной полковник Старицын. – Если отправляетесь в дорогу, то будьте особенно бдительны!» Одно хорошо, к тому времени Нытин уже признался в главных преступлениях своего хозяина, и Мирон Быков ничего не утаил, да и Зыркин не остался в стороне, но теперь, после смерти, их признания были только бумагами за подписями мертвецов. На прощание Старицын сказал: «Кабанин до смерти постарается не упустить вас из виду: вы – его главный враг!» Пообещав идти с оглядкой, я предчувствовал вот что: невидимыми щупальцами Кабанин убирал опасных для него людей, чтобы в нужный момент, когда-нибудь выставить себя всего лишь жертвой заговора! Его хитрый ум был способен и на такое. И его адвокаты – за его-то миллионы! – смогли бы это сделать. А то, что миллионы Кабанина были не только в России, но и в европейских банках, я не сомневался. Более других в его устранении были заинтересованы такие государственные чиновники высокого ранга, как губернаторы Симбирска и Семиярска – тайные советники граф Карячинский и Барбарыкин. Но были и другие губернаторы, и городские головы. Все Среднее Поволжье сумел подстроить под себя купец Кабанин! Они знали, что если теперь и выйдет на кого их враг, то на самого государя императора. Ему хватит и ума, и наглости, и силы. Одно счастье – синяя папка сожжена, и пепел ее развеян по морозному ветерку и затоптан казачьими сапогами.

Вовек не сыщешь, разве что на Страшном Суде!

А пока что требовалось изловить подлеца и, если дело сложится удачно, похоронить его как можно скорее, без предисловий и панихид. «А кто лучшая ищейка? – рассуждали губернаторы. – Кто уже подвел Кабанина под монастырь? Кто сможет лучше других вынюхать его след, сесть ему на хвост и идти за ним, покуда хватит сил? Петр Ильич Васильчиков!»

Мне были даны большие полномочия, и я мог управлять любой полицейской частью в тех губерниях, главы которых стремились извести подлого и коварного разбойника. Оттого известия о неуловимом Дармидонте Кабанине настигали меня в дороге – на почтах, в гостиничных номерах. Меня и Степана Горбунова. Он по-прежнему был моим верным спутником и надежным телохранителем.

Но дельная ниточка никак не появлялась.

Мы заехали в Самару, я познакомил Степана с Иваном Ильичом, целую ночь рассказывал о наших приключениях, и ни разу мой брат не посмел даже зевнуть! Утром я нагрянул к генералу Палеву, который, уже прослышав о перипетиях, выпавших на мою долю, долго тряс мою руку.

– Петр Ильич, Петр Ильич, – как заклинание повторял он. – Знаю, голубчик, все знаю!

Всего он знать не мог, но и часть приключений стоила дорогого.

– Сорока на хвосте принесла? – садясь в одно из полукресел, на тугой изумрудный бархат, усмехнулся я. – Фома Никитич?

– Именно, сорока!

– Верю, – кивнул я. – А дела, скрывать не стану, были.

– Еще бы! – опустился в свое благородное кресло генерал Палев. – Самого Дармидонта Кабанина завалить! Матерого кабана! Вепря! Такой ведь с десяток легавых раскидает клыками, и рылом не поведет! А вы, да еще в одиночку, петельку за петелькой, – он развел руками, – слов нет! – Палев отпил из высокого хрустального стакана сельтерской и таинственно улыбнулся. – Так вот-с, Петр Ильич, как говорит пословица: на ловца и зверь бежит. А поскольку Дармидонт Михалыч у нас чистый зверь, а вы ловец, то все сходится…

– Неужто есть известия о нашем преступнике и негодяе?

– Именно-с! Есть. За час до вашего появления получил сведения по телеграфу из Симбирска. Бумажной ленты одной ушло, знаете, сколько? Хватило бы на издание устава имперской полицейской службы! Так вот, один из наших людей, выполняющих важное поручение на юге губернии, видел экипаж. Отличный экипаж! Вроде бы он ехал в сторону села Волокушино. Из окошка экипажа выглянула физиономия – гладковыбритая, желтоватая, с мешками под глазами. А взгляд острый, точно шило. Наш человек узнал в этом путешественнике Дармидонта Кабанина. Бороду и усы, понятно, как корова языком слизала. Кстати, под этим селом, под Волокушиным, земли прежде Кабанину принадлежали, тоже интересная подробность! Это там он церковь-то отгрохал, как говорят, от которой потом и епархия, и сами прихожане отказались! И сопровождали его трое дюжих мужиков. Все в старых тулупчиках и сапогах потертых, да держатся так, точно в генерал-губернаторы метят. Это его слова, человечка моего, – убедительно кивнул Палев. – Один на козлах, двое в карете. Они выходили трубки искурить. Да вот у одного из них, курильщиков этих, золотая печатка на пальце была, а на печатке – череп и кости, каково?

– Золотая печатка с Веселым Роджером? – даже подался вперед я. – Неужто?! Неужто?..

– Ну-ну, Петр Ильич? – заинтригованно потянулся ко мне генерал Палев. – Зацепочка?

– Да, Фома Никитич, – кивнул я, – она, зацепочка. У одного из казаков Кабанина – Николы, была такая печатка. Разглядел ее как следует, было дело. И в поезде, когда следовал по соседству с Дармидонтом Кабаниным, тогда еще инкогнито, и в Праге…

– А что это вы, уважаемый Петр Ильич, в Праге поделывали? – прищурил глаза генерал. – Этой зимой? Да еще в такой компании? О хитростях и подлостях Кабанина ведь только теперь известно стало? – он покачал головой. – Я думал, ваши приключения двумя-тремя российскими губерниями ограничились. А тут вдруг – Прага!

Я прищурил один глаз:

– Ищейка я, или как, а, Фома Никитич? Это ведь я по следу иду, а вы, чиновники, за мной только успеваете!

Палев хлопнул широким ладонями по столу.

– Так вы за ним уже давно бегаете?! Ой, расскажите!

– Расскажу, – кивнул я. – Но позже. Хочу вначале изловить нашего вепря.