Книга Степной ветер - Ирина Дегтярева

– Ты там не рвись никуда и не волнуйся, – шепнула она ему, обнимая. – С тобой папа, дядя Гриша – группа поддержки. Какой бы результат ни был, не расстраивайся.

– Да знаю я, тетя! – отмахнулся Мишка. – Я не маленький – понимаю!

Отец сел за руль, дядя Гриша рядом, а Мишка с ветеринарным врачом Аркадием Степановичем – на заднее сиденье. Около конезавода в фургон завели Горчика. Конюх Виталик ехал с лошадьми, наблюдая за ними и успокаивая, если начинали волноваться.

Багажник забили снаряжением, седлами, формой, которую, по отцовскому желанию, сшили на заказ с эмблемой конезавода. На голубом фоне – черный конь, справа и слева – казачьи шашки. Конь был как бы в овале, составленном из шашек. Внизу полукругом надпись белым по черному: «Сила, честь, красота».

Ехали медленно. Предстояло проехать около пятисот километров. Учитывая небольшую скорость, добраться до Минеральных Вод удастся только к вечеру.

Мишка трогал шнурок на шее с крестиком, куда недавно привесил еще и ладанку с изображением Николая Чудотворца – серебряный медальон с отчеканенным ликом святого. Его дед Мирон подарил, узнав про соревнования. Отведя Мишку в сторону, сказал убежденно:

– Ты выиграешь, не сомневайся. Никогда не сомневайся. С Божьей помощью. И отцовых советов слушайся.

Он единственный, кто верил в Мишку, вернее, единственный, кто сказал ему о своей уверенности. Все, кто составлял его команду, оставались всю дорогу серьезными и сосредоточенными и не делали никаких прогнозов относительно исхода предстоящих соревнований. Потапыча это тревожило.

«Зачем тогда ехать, зачем участвовать, если не побеждать? Папа сомневается даже, доберусь ли я до финиша. И тем не менее они все бросили дела, работу и поехали со мной», – с волнением думал Мишка.

Его даже не радовало, что он пропускает школу. Потапыч глядел на мелькавшие за окном еще не полностью оголившиеся деревья вдоль дороги, золотые и высокие, пронзенные, как шпагами, солнечными лучами через разорвавшиеся тучи. Дождь уже отступил, и чем дальше они удалялись от дома, тем сильнее пригревало солнце.

«Лучше бы сидел в классе, смотрел на дождь за окном. Зато никому ничего не должен и никто от меня ничего не ждет». – Потапыч не заметил, как начал хныкать.

– А ну цыц! – прикрикнул отец, чуть повернув голову в его сторону. – Иначе домой сейчас поедем.

От его окрика задремавший было ветеринар Аркадий Степанович вздрогнул, и у него с носа слетели очки.

Мишка невольно хихикнул, покосившись на него.

– Доживешь до моего возраста – такой же чудной будешь, – всерьез сказал двадцатипятилетний доктор.

Аркадий Степанович очень любил животных, окончил институт и вернулся на родной хутор, зная, что Мишкин отец возьмет его на работу. Он сильно привязался к семье Петра Михайловича, особенно после того, как недавно схоронил мать и остался совсем один. Доктор почему-то искренне верил, что он старый и умудренный опытом, дремал при любом удобном случае, часто вздыхал и отказывался знакомиться с девушками, которых ему настойчиво и азартно пытался сосватать дядя Гриша.

Когда проехали Батайск, Кировскую, Кагальницкую и Егорлыкскую станицы, Мишка уснул. Он сполз по спинке сиденья и положил голову на колени спящего Аркадия Степановича. Проснулся, когда за окнами машины было темно. На стеклах бликовал свет фонарей и других машин. Мишка пригляделся и понял, что это свет от горящих окон конюшни – длинного приземистого здания.

Громко цокали копыта, вздрагивал джип, колыхаясь от перемещений в фургоне-прицепе, – это выводили Горца и Горчика.

Мишка выкатился из джипа кубарем, подумав, что Горчик, наверное, напуган больше, чем он, и нуждается в утешении и Мишкином сухарике.

У Горчика была удивленная морда, но он не буянил, спокойно зашел в незнакомый денник, обнюхал его и жадно стал пить воду из автопоилки.

Когда отец узнал, что в местном деннике будут автопоилки, он еще дома приучил к ним коней. Не надо было носить воду ведрами. Лошадь сама могла, надавив носом, включать воду. Но отец не любил автопоилки, поскольку после работы лошадь нельзя сразу поить и автопоилки на это время приходилось отключать. А вдруг не уследишь, забудешь?

Потапыч по-хозяйски осмотрел поилку, потрогал воду, не слишком ли холодная. Скребницей почистил коня, чтобы тот окончательно успокоился. Горчик наслаждался оказываемым ему вниманием.

С Горцем в соседнем деннике занимался дядя Гриша. Отец и доктор пошли улаживать организационные вопросы. Узнали, что жеребьевка завтра и что одиннадцатилетних спортсменов в обход правил здешних соревнований четверо, включая Потапыча.

А Мишку это порадовало. Он чувствовал нечестность в том, что отец договорился об его участии в соревнованиях в обход правил. Но оказалось, многие делали так же, а значит, это не такое уж нарушение.

Потапыч устал и по дороге к санаторию, где отец запланировал остановиться, начал капризничать. Сегодняшние впечатления превысили количество, которое Мишка мог «переварить». Голодный, Потапыч начал хныкать и в конце концов расплакался.

– Поешь, когда разместимся в санатории, – урезонил его дядя Гриша.

Отец отмалчивался. Доктор спал.

Номер оказался большой комнатой с тремя кроватями. Доктор и конюх ушли в соседний двухместный номер, или палату, как их здесь называли на медицинский манер. Многие участники соревнований также выбрали санаторий, а не гостиницу – отец узнал это, когда заселялись.

Потапыч уселся в куртке на кровать и продолжал вяло хныкать, размазывая слезы по щекам. Отец, не обращая на него внимания, стал раздеваться и разбирать сумку с едой. В банку с водой опустил кипятильник, и через несколько минут по прозрачным стенкам заскользили пузырьки, облаком поднялся пар.

В чашки Петр Михайлович положил пакетики с чаем и залил кипятком. Дядя Гриша ловко нарезал пирог с капустой, испеченный тетей Верой, и, громко прихлебывая, начал пить чай.

Мишка осоловело смотрел на них, сил плакать больше не осталось.

– А мне? – спросил он обиженно.

– А тебе – по губе! – отшутился дядя Гриша.

– Я думал, ты повзрослел, – холодно заметил отец, садясь к столу.

Потапыч снял куртку, вымыл руки, и, когда подошел к столу, отец ему вручил самый большой кусок пирога.

– Теперь на человека похож. Ешь – и спать. Завтра жеребьевка.

– Это еще что? – испугался Мишка.

– Я же тебе говорил. Нам присвоят порядковый номер, под которым мы будем выступать… Спать, спать.

Утром отец дал Мишке выспаться, разбудил, когда до начала жеребьевки оставалось полчаса.

Мишка вытянул третий номер.

Как только стало возможно, отец увел его в санаторий, а потом в конюшню, где тот смог немного проехать на Горчике.

Петр Михайлович понимал, что впечатлительному Потапычу лучше поменьше общаться с соперниками, которые не первый раз участвуют в соревнованиях, строят из себя бывалых и только напугают Мишку.