Книга Темное дело - Лариса Соболева

– Так и до меня не доходит, на что ты намекаешь.

– Ну, у вас, у мужиков, все извилины расположены прямо, если и сворачивают, то под прямым углом, поэтому вы туго соображаете. Доктор Симе втолковал, каким способом можно получить материал для зачатия. Другого способа и нет, если только ты не сдал сперму в медицинское учреждение.

– Но резинки с начинкой никому не отдавал.

– Значит, каким-то образом Яна добыла. М-да, тема у нас… щекотливая и неприличная. С другой стороны – биологическая, также исключительно медицинская, а что создано природой, не постыдно. Никита, Яна под пытками не признается, как она выкрала резиновую «колбаску». Произошло это, когда ты был с Аликой в Ястребином Гнезде, ведь деятельность по захвату тебя Яна развернула именно там, судя по фотографиям. Только Яна не работала в отелях, как же она… Постой, постой… Алика что-то мне говорила… Яна приехала, увидела тебя…

– А я ее не заметил.

– Не перебивай мыслительный процесс, – отмахнулась от него Ляля. – Да, она приехала к подруге, которая там работала! Это рассказала Яна Алике! Дай сигарету. Да положи ты пачку на стол, не жмотничай.

– Я не жмот, – кинув пачку сигарет, сказал Никита. – Я о тебе пекусь, чтобы не мозолили глаза сигареты.

– Не пекись, а то спечешься, – задумчиво произнесла Ляля, закуривая. – Надо выяснить, кто подруга Яны. Полагаю, она – подружка – работала в том же отеле, где проживали все вы, ведь доступ к ключам от номеров имеют только служащие отеля: горничные, администраторы… Теперь осталось методом исключения вычислить, кем она работала, но это вы сделаете с Симой, мне неохота напрягаться. Ну, как мясо?

– Замечательное.

– А теперь ты мне скажи, мой друг, про Герку правду говорят? Он с Олеськой?.. Только честно.

Никита запил кусок, который проглотил, не прожевав, – как ни готовился к допросу, а Лялька застала его врасплох. Эдак подавиться недолго. Ну почему, почему на него все это свалилось? Как быть? Герман друг, а друзей не сдают, тем более женам. Но и Лялька друг, между прочим, единственная поверила ему, помогла, принудив нанять Симу, тогда как тот же Герман умыл руки. А действительно, почему пальцем не пошевелил, чтобы помочь другу? Чем? Да всем, чем угодно. От доброго слова, приятного даже кошкам, до существенной помощи – он мог найти связи и переговорить с судьей, чтобы тот вынес другое решение за щедрое вознаграждение. Но куда там, Герман в заботах, трудах, инвестициях, курсах валют и т. д., при всем при том находил часок «поговорить по душам» с Олеськой, а предательство не имеет альтернативы, его перечеркивает слово «нельзя».

– Честно? – выдавил Никита. – Я, Лялька, не знаю.

– Лжешь.

Не самый удачный ответ придумал. И это он-то, умеющий лавировать среди коварных умов, просчитывающий на несколько ходов вперед, виртуозно разыгрывающий различные комбинации: вы все, как ни крутитесь, а я вас обскачу! А Ляльку не убедил, фальшь она чуяла за километр. Однако ситуация скользкая, как на катке, не свернуть бы шею, под шеей Никита подразумевал совесть, которая позже будет точить его денно и нощно.

– Лгу, – сознался он. – Сегодня Герман жаловался на тебя…

– Он? На меня? Ай, бедный. Ты наливай, наливай. – Никита подхватил бутылку-спасительницу, это все же время для мозгов, но Ляля дала его мизерно мало: – Ну и?

– Напрасно ты веришь звонкам, звонил недобрый человек, наверняка враг Германа…

– Я спросила: изменяет ли мне Герман? Ответь.

– Да откуда я знаю! – вскипел Никита. – Постеснялся его спросить, правду тебе рассказали про него или оболгали. Знаешь, для меня это было громом среди ясного неба, я понятия не имел, что бродят идиотские слухи! А к слухам, Ляля, разумней относиться пренебрежительно, поверь. Я, например, кто сейчас? Подтвержденный и утвержденный папаша, докажи теперь, что не спал с Янкой. Никто мне не верит! Ляля, Герман любит тебя, это он говорил мне лично, а про Олеську – ни слова. Да ты посмотри на нее и себя… Тоже мне, подсунули тебе любовницу мужа, не могли посимпатичней приписать ему.

Вертелся как уж на сковородке Никита под немигающим взглядом Ляли. Подперев ладонью скулу, она слушала с напускным безразличием, на ее лице ничего не отражалось, а его с каждым вылетевшим словом тошнило от самого себя. Она поверила ему в истории с Янкой, но не верила сейчас, а он, избегая предательства и выгораживая Германа, предал Ляльку как последнее ничтожество.

– Ладно, без тебя узнаю, – сказала она.

– Вот этого не надо! – активно запротестовал Никита. – Я тебя прошу, оставь все как есть. У нас завелся «доброжелатель», держу пари, он не только за меня взялся, но и за Германа, следовательно, распускает слухи сам. Это до тебя доходит?

– С трудом. Ладно, пора и честь знать.

Выдохнув, Ляля залпом осушила виски. Теперь Герману уж точно Никита пожелал бы сегодня запереться в кладовке и не высовываться до завтрашнего утра.

Он проводил Лялю до такси, вернулся домой, осмотрелся, как осматриваются люди, попав в чужеродную обстановку. Мечтал, чтобы в его жилище было много пространства, воздуха, света, теперь все это имеет. Но нет места ему, нет жизненной энергии, душно. Наверное, это и есть одиночество, когда в наглухо закрытом ящике ты ощущаешь себя вне времени, вне всего того, что существует за стенами, дышит и живет. Это как в гробу – ты есть, но ты уже мертв, тебя запечатали, забили гвоздями. Маленькая ложь, а повлекла за собой перемены внутри, ну и как теперь Ляльке смотреть в глаза? Герман козел, завтра Никита без деликатностей вставит ему по первое число, воспользовавшись лексикой маргиналов.

Знал бы он, что грядущий день приготовил бомбу, не поехал бы на работу.

Пришло утро, оно смягчило вчерашнюю ипохондрию, Никита не «вставил» Герману, как намеревался, и не сказал, что его жена коротала с ним вечерок за чаркой виски. Правда, нехороший осадок остался, совесть (проклятая) напоминала о Ляльке, о том, что она несчастна. Но кто знает, может, скажи он правду, Ляля стала бы вдвойне несчастна, в общем, оправдание проступок всегда найдет, а вот ужиться с оправданием трудновато, особенно когда оно с натяжкой.

За работой забыл о Ляльке и Германе, съездил на убыточное предприятие, подыхавшее с девяностых годов, вникал в производство. Директор решил его присоединить к холдингу, делал великое одолжение (наивный человечек), но кому нужен труп? Консервные крышки – позавчерашний день, дело бесперспективное, на базе, с позволения сказать, развалившегося завода не развернешься: нет ни мощностей, ни оборудования, ни нормальных помещений, ни идей. В сарае (пардон, на заводе) Никита провел почти весь день, остался без обеда, отчет поехал катать в офис.

У кабинета в кожаных креслах скучали Игнат с Валерой, Никита с радостью пожал им руки, завел в кабинет, позвал Анюту и попросил принести три кофе.

– Ну, – оптимистично настроился на доклад он, – какие новости?

Игнат важно достал из потрепанного «дипломата» папку, в которую вкладывают поздравительные адреса – на большее она не годится, открыл ее. Там лежала стопка листов – отчет о проделанной работе, но Игнат достал футляр, из него очки и… не водрузил их на нос, без них начал (вопрос: зачем же доставал очки?):