Книга Ассасин - Симона Вилар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Ричард не хотел вмешиваться в чьи-то отношения. Достаточно того, что сейчас в его семье все в порядке. И он усаживался у ног своей королевы, слушал пение Блонделя, смотрел, как красиво мерцают жемчуга, вплетенные в длинные косы жены. Он любил Беренгарию, ему нравились ее кротость, негромкий голос, готовность всегда соглашаться и то добродушие, с которым она подчинялась любому проявлению его воли. Впрочем, может, он переоценивал эту покорность и добродушие?
Эта мысль пришла к Ричарду, когда однажды, поднявшись в спальню к супруге, он неожиданно наткнулся на запертую дверь. И сколько бы он ни стучал и ни окликал королеву, в ответ ему была тишина.
Озадаченный, он спустился на выходившую к морю террасу, где обычно любили проводить вечера дамы, и еще издали услышал там крики и плач. Но едва он появился… Иоанна, ярко блестя глазами, шагнула к нему из-за портика в покой, потом появилась и Джоанна, пытавшаяся успокоить Пиону, но замершая при виде Ричарда.
– А Ее Величество разве не с вами?
Он шагнул за колонну портика и увидел сжавшуюся в углу за лимонным деревцем в кадке Деву Кипра. Как ей удалось забиться в это пространство с ее-то комплекцией? А еще он заметил, что гречанка растрепана, ее ворот порван, на щеках горят алые пятна, будто ее били по щекам.
То, что так и было, он понял, когда Дева Кипра кинулась к нему и обняла его колени.
– О, царь мой! Защити от гнева Пионы. Даже добрая Джоанна не смогла ее оттащить, когда она, словно злобная фурия, накинулась на меня.
– Ты еще обними и утешь эту похотливую девку! – шипела сзади Пиона. – Бесстыдница! Да и ты хорош! О, Ричард, как ты мог так разбить сердце нашей доброй Беренгарии? И это ты, мой брат, лучший из королей, которым я всегда гордилась и чья честь являлась образцом для всего воинства Христова!
Итак, им все известно. Ричард велел дамам разойтись и приказал слугам переселить царевну. К Беренгарии он больше не пошел. Но когда попытался поговорить с ней на другой день, захотел уверить, что только она его богоданная жена и возлюбленная, королева едва отвечала и выглядела при этом великомученицей. А тут еще и гневная Пиона не отстает. И рыдает, моля о защите, Дева Кипра. Хорошо, что Джоанна де Ринель ничего не требует. Ричарду даже показалось, что она жалеет своего августейшего кузена, но помочь в этой ситуации ничем не может. У самой проблемы с супругом.
Удрученный Ричард весь этот день провел на военных тренировках, но гнетущее настроение не покидало его. Все эти женщины… Как хорошо было, когда они шли маршем к Яффе и его волновала только война.
В какой-то миг ему сообщили, что в Яффу прибыл посланец от султана Саладина.
– Ну, хоть что-то отвлечет меня, – с облегчением произнес Ричард и отложил в сторону цепь, с которой упражнялся.
Он облился водой, велел подать себе свежую одежду и, водрузив на голову венец, стал подниматься по ступеням на стену, чтобы взглянуть на посыльного от Саладина. Увидев его, король просиял.
– О Небо! Да это же сам Малик аль-Адиль, брат султана и самый веселый мусульманин во всей Палестине! Как же я тебе рад, приятель!
Никея. Малая Азия. Октябрь
Несмотря на то что была уже середина осени, над Никеей светило солнце и за оградами благоухали сады. Могучие башни города в этот ясный вечер казались золотистыми, в городе царила обычная суета, слышались выкрики торговцев, цокот копыт по плитам улочек, из открытых дверей таверн доносился запах специй и прогорклого масла.
Колокольный звон еще гудел над Никеей, прихожане выходили из собора Святой Софии, отчего на площади перед увенчанным куполом храмом образовалась скученность и двум приезжим пришлось попридержать коней и посторониться, чтобы дать пройти прихожанам.
– Сколько раз я возвращался в этот город! – вздохнул Мартин, окидывая взором пеструю толпу, черепичную крышу базилики Святой Софии, кипарисы и пальмы по обе стороны от нее. Ему все здесь было мило. – Надеюсь, этот приезд будет последним и моя судьба решится.
Он тронул повод своего нового вороного скакуна и свернул в улочку, ведущую в сторону иудерии, квартала, где в Никее селились местные евреи. Мартин торопил коня, принуждая прохожих сторониться.
– Да не спеши ты так, Мартин, – сказал догнавший приятеля рыжий Эйрик, даже перехватил звенящие поводья его коня, сдержал, позволяя пройти священнику в высокой камилавке. – Голову-то не теряй от радости, малыш. Мы уже дома, и все плохое в прошлом.
О, это так! Они справились с заданием, они вернулись, теперь все будет по-другому. Мартин даже выглядел сейчас не как наемник, а как знатный вельможа – в длиннополом скарамангии [38]из переливающейся серебристо-белой парчи, в шелковом шафрановом плаще, скрепленном на плече богатой сверкающей брошью. Волосы молодого человека, напомаженные по византийской моде и зачесанные назад, открывали его красивое лицо с высокими скулами, волевым подбородком и яркими голубыми глазами под плавными дугами бровей. Когда он весело оглянулся на Эйрика, в его лице не было ни намека на обычную скрытность и замкнутость, наоборот, оно осветилось лучезарной улыбкой. – Я понимаю, что мы почти приехали, дружище. Но от этого мое нетерпение только усиливается.
Эйрик понимающе посмеивался. Ну да, ну да. Особенно если учесть, как долго они добирались в Никею. Сперва плыли на лодке, пока не причалили близ Кесарии, где приобрели лошадей, а затем поехали в Акру, где смогли устроиться на одном из отбывающих пизанских торговых судов. Но именно тогда, во время плавания, Эйрик понял, что, казалось бы, пустячная рана Мартина на бедре стала причиной осложнений: его друг весь горел, терял силы и, наступая на ногу, испытывал сильнейшую боль. Корабелы-пизанцы собирались сделать остановку на Кипре, и там Эйрик почти на руках снес раненого приятеля на берег. Он выдал его за пострадавшего в бою при Арсуфе крестоносца, и тамплиеры, узнавшие от них о великой победе над Саладином, сразу взялись лечить Мартина, даже не подозревая, что их подопечный недавно бежал из плена их собратьев по ордену.
Рана Мартина была в неважном состоянии, лечение затянулось, но все же к началу октября молодой рыцарь смог продолжить путь. Ему не терпелось как можно скорее оставить Кипр – он опасался, что кипрские храмовники получат вести от маршала де Шампера, да и на самом острове было неспокойно: местные жители, недовольные властью кучки суровых храмовников, всячески выказывали им неповиновение, и было похоже, что они готовы сделать все возможное, чтобы скинуть их власть. Но не только это торопило Мартина. Впервые за последнее время он наконец почувствовал себя свободным, не связанным заданием, его ничто не задерживало, он все выполнил и теперь спешил к своей невесте. О прошлом Мартин старался не думать. Скорее в путь, скорее к друзьям-евреям, где его ждет Руфь… О, как важно, когда тебя кто-то ждет! Руфь казалась ему итогом его полной превратностей судьбы, олицетворяла для него тихое пристанище, была его главным призом, будущей женой, семь ей… Именно с Руфью он наконец забудет ту, другую, которая смутила его ум и сердце… которая спасла его с риском для себя, несмотря на все его предательства.