Книга Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым - Уильям Дерезевиц

Один из них – мистер Беннет из «Гордости и предубеждения», приговоренный к вечной битве с «нервами» своей жены. Другой – сэр Томас из «Мэнсфилд-парка», гордый обладатель супруги, от которой в семейной жизни было столько же пользы, сколько от медали на шее. И третий в этом ряду – некий мистер Палмер из романа «Чувство и чувствительность», зять леди Мидлтон. Он взял в жены глупую «толстушку с миловидным личиком» (в гости к Дэшвудам «она вошла с улыбкой, продолжала улыбаться до конца визита, за исключением тех минут, когда смеялась, и попрощалась с улыбкой») и к двадцати пяти годам обзавелся привычкой не замечать свою благоверную в упор.

Остин умерла девственницей, но она отлично понимала все аспекты любви. На шкале ценностей ее героев сексуальное влечение занимало последнее место, никак не первое. Оно не являлось основой привязанности, а наоборот – возникало вследствие оной. Как правило, главные героини Остин – девушки симпатичные, но не блистающие красотой. (Если мы придерживаемся другого мнения, то это, опять же, благодаря фильмам.) В «Доводах рассудка» говорилось, что красота Энн Эллиот «поблекла». Фанни Прайс из «Мэнсфилд-парка» – «отнюдь не дурнушка». Кэтрин Морланд в «Нортенгерском аббатстве» – «почти хорошенькая». И, конечно же, Элизабет Беннет, которая «…как будто мила. И все же не настолько хороша, чтобы нарушить мой душевный покой». Другие юные леди – Джейн Беннет, Изабелла Торп, Мэри Крофорд, Генриетта и Луиза Мазгроув – часто затмевают их своей прелестью. Однако по мере того, как мы ближе узнаём наших «дурнушек», они нравятся нам все больше, западают нам в души. И в один прекрасный день до нас, наконец, доходит, что они – одни «из самых прелестных женщин, которых… приходилось встречать», как сказал мистер Дарси об Элизабет. Герои Остин – мужчины спокойные, надежные и чуткие. Их привлекательность также не бросается в глаза. А злодеи у нее – яркие, интересные, общительные, галантные. Остин нравилось, когда характер мужчины говорил сам за себя.

Однако все вышеупомянутое вовсе не означает, что ее герои, ее романы или она сама страдали от отсутствия страсти. Многие читатели годами не замечали пылкости Остин. Так, по мнению Шарлотты Бронте, Остин пренебрегала тем, что «пульсирует внутри живо и неистово». Марк Твен, читая книги Остин, чувствовал себя «барменом, стоящим у врат Царствия Небесного». Но причина этого кроется вовсе не в бесчувственности писательницы, а в ее такте. Не кто иной, как сэр Вальтер Скотт в одной из ранних рецензий на произведение Остин выказал недовольство по тому же поводу: «[В «Эмме»]… Купидон разгуливает благопристойно и с большой осторожностью, упрятав огонь факела под стекло фонаря, а не размахивая им вокруг так, что можно поджечь дом»[40]. Тем не менее здесь есть слово, которое для нас имеет значение, – «осторожность». Если Элинор отказывалась называть свои чувства к Эдварду «любовью», то лишь потому, что хотела (в отличие от темпераментной сестры) оградить свой внутренний мир от чужих глаз. Глубокие чувства слишком ценны, чтобы осквернять их разговорами.

Создательница Элинор придерживалась того же мнения. Несомненно, герои Остин были людьми страстными – это относится и к Элинор с Эдвардом, – только страсть их гораздо глубже и чище, чем порывы мотылька Уиллоби; отсюда и стремление скрыть свои чувства от посторонних. Примечательно, что любовные сцены, которые у Остин, как правило, являются апогеем романа, обрываются на самом интересном месте – чего не скажешь о кино. Герой вот-вот сделает предложение руки и сердца, героиня вот-вот согласится, их чувства вот-вот расцветут буйным цветом, и понятно, что мы не желаем более ничего, кроме как услышать, наконец, клятвы, скрепляющие их союз. Вот тут-то Остин и прерывает свой рассказ. В романе «Чувство и чувствительность» мы читаем: «…как он объяснился и какой ответ получил, рассказывать особой нужды нет». Остин пишет в «Эмме»: «Что именно [она сказала]? Да то самое, естественно, что и следовало. Что и полагается говорить в подобных случаях истинной леди». Это слишком личное, нас это не касается. И романтичнее этого нет ничего на свете.

Так в чем же заключалось счастье – счастье, которого добивались герои? Критик, заметивший, что в мире Остин дружба – «истинный свет жизни», был прав лишь наполовину, поскольку противопоставлял дружбу любви. Но для Остин дружба – основа любви. Как бы это заявление ни раздражало нас с Марианной, для Элинор оно имело глубокий смысл: «Не стану отрицать… что я высоко его ценю, что уважаю его, что он мне нравится». Перелистав другие книги Остин, я обнаружил те же слова. «Она уважала и ценила этого человека, была ему благодарна, искренне желала ему счастья», – прочел я об Элизабет Беннет. «Сердце у него предоброе, и я всегда буду испытывать благодарность к нему и большое уважение…» – сказала бесхитростная подруга Эммы, Гарриет Смит. Все девушки говорят об одном и том же.

В понимании Остин любовь начинается с дружбы, стало быть, должна подчиняться тем же законам. У любимых, как и у друзей, есть высокое предназначение: они помогают нам стать лучше, заставляют совершенствоваться, невзирая на риск ранить наши чувства. Влюбленные в романах Остин побуждают друг друга быть бескорыстнее, внимательнее, добрее и заботливее не только по отношению к избраннику, но и ко всем вокруг. Из ее произведений я понял, что любовь (как же изменились мои взгляды со времен мятежной юности) созидает, а не разрушает. Любящие люди не должны призывать друг друга к ниспровержению общепринятых ценностей, как поступали Марианна и Уиллоби, наоборот, они обязаны учить другу друга тому, как важно приличное и достойное поведение, убеждать в том, что общественные устои необходимо соблюдать. Любовь для Остин не является синонимом вечной молодости. Любовь для нее – синоним взросления.

Остин понимала, даже одобряла, юношеские страсти, но знала также, что все это преходяще. «…В предубеждениях юного ума есть особая прелесть, и невольно сожалеешь, когда они уступают место мнениям более общепринятым», – размышлял полковник Брэндон. То, что мы с Марианной имели свои иллюзии о любви и верили в них, естественно, и все же утрата таковых неизбежна, даже если эта утрата горька. Остин уважала Элинор, но все же ее любимицей была Марианна. Именно поэтому Остин желала видеть Марианну счастливой. А счастье, по Остин, – это способность меняться на протяжении всей жизни.

Единственное, что поражает до глубины души, это то, насколько предсказуемы влюбленные. Конечно же, Марианна и Уиллоби потеряли голову. Все знали, что это произойдет; они и сами знали – еще до встречи друг с другом, – что так будет. Но поистине героический и значительный шаг заключается не в этом, а в том, чтобы принять обдуманное решение, терпеливо взращивать взаимное уважение, заботу и понимание, с ответственностью подойти к совершенствованию друг друга, отказаться от упоительных грез и циничной расчетливости. Вот в чем подлинная свобода; только это позволит вам разорвать кандалы инстинктов и клише. Я вдруг осознал, что счастливые браки в конце произведений Остин – всегда неожиданность. Казалось бы, Уиллоби и Марианна созданы друг для друга, но Остин всегда выбирала в качестве суженых для своих героинь «не тех» мужчин: не того класса, не того возраста, не того темперамента. Ни один человек из окружения Эммы, Элизабет и Энн не догадывался о том, кто составит их счастье; даже самим девушкам это было невдомек.