Книга Дружба, зависть и любовь в 5 "В" - Людмила Матвеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут она замечает меня и начинает говорить громче, чтобы я слышала каждое слово:
– Со своими детьми и со своими кошками сами разберёмся. А вы, если вам кошки нужны, достаньте сами таких вот ухоженных, тем более сиамских.
Серёжа пускается вприпрыжку, под каждым локтем – по кошке. Пашка немного подрос за эти две недели. Серёжа мчится через двор к своему дому, смотреть на это очень приятно и весело.
Анна Петровна важно кивнула мне своей высокой голубой шапкой и удалилась к себе в магазин «Овощи – фрукты».
А мне надо спешить домой, к своему письменному столу.
Пришло наконец время дописать главу, где рассказывается о Серёже, его маме Анне Петровне, кошке Звёздочке и её сыне Пашке. Мне приятно писать эту главу. Думаю, что читатель, каким бы он ни был, обрадуется, когда узнает, что Звёздочка опять живёт у Серёжи. Сидит сейчас, наверное, на своей серой подстилке, моет лапкой ухо, складывая его пополам. Потом дёргает усом, наслаждается теплом и уютом.
А Паша?
Пашка вырос, и теперь живёт в другом доме. Не всю жизнь ему около матери сидеть, об её бок греться.
Я сижу у самого учёного психолога.
Сегодня я рассказываю ей про Звёздочку и Пашу – всю историю. Она говорит:
– Бедный Серёжка. Такие серьёзные нагрузки на нервную систему – разлуки, потери, тревоги. Но он молодец. Такие, как он, берут на себя ответственность за тех, кого считают слабыми. И от этого сами становятся сильнее.
А мне приятно, что она так хорошо говорит о Серёже.
– Да, он человек надёжный и верный, – добавляю я. Мне тоже хочется сказать о Серёже что-нибудь хорошее.
Кипел чайник. Медведи смотрели на нас со стены. Очень симпатичные игрушечные медведи. С тех пор как я не была здесь, ещё два прибавилось. Один в вельветовых красных брюках и в красной жилетке. Другой очень пушистый, мягенький, с высунутым языком. Очень славные мишки. Игрушечные, конечно.
И тут самый учёный психолог как будто услышала мои мысли.
– Знаете, я бы взяла котёнка. Пусть живёт в доме живое ласковое существо.
– Да что вы! У вас столько забот и совсем нет времени.
– Времени нет. Но мы с вами говорили, помните? Одиннадцатилетним детям надо о ком-то заботиться. А взрослым тоже надо, чтобы был кто-то, о ком надо думать, беспокоиться. А как же? Конечно, надо.
Я соглашаюсь с ней. Нет времени или есть время, а нельзя человеку жить одному и чтобы никого у него не было. Плохо тогда человеку.
Друзья, коллеги, ученики – все очень даже необходимы. Но они не могут заменить того, кому ты несёшь утром пакет молока, или того, кто подойдёт и усядется у твоих ног.
Я думаю, что надо поговорить с Серёжей. Может быть, он согласится отдать Пашу? Паше здесь будет хорошо. А держать в одной квартире двух кошек – это всё-таки слишком. И у Анны Петровны терпения может не хватить.
Самая учёная женщина тоже думает об этом. Она спрашивает:
– Как вы считаете, согласится Серёжа?
Серёжа долго думал. Потом он сказал:
– Жалко с Пашкой расставаться. Но он уже большой, Паша. Не до старости же ему возле матери сидеть.
Всё было правильно. Хотя расставаться всегда грустно.
…Теперь Паша живёт у самого учёного психолога.
У всех в этой повести свои переживания, а у Пашки нет. Или он до переживаний ещё не дорос, или просто такой легкомысленный.
Учёная женщина очень привязана к нему. Она приносит ему пломбир, а он встречает её у двери, хвост у него трубой, он изгибает бок, громко мурлычет.
Серёжа часто забегает сюда повидаться с Пашей. Паша ему рад, особенно если Серёжа приносит мороженое. Но учёного-психолога Паша любит больше – это сразу видно.
Садится рядом в кресло. Позволяет брать себя на руки.
Ему часто приносят что-нибудь вкусное разные люди, которых в этом доме бывает много. И те, кто знаком уже с Пашей, несут ему печёнку, рыбу. А те, кто знает его совсем хорошо, угощают Пашу всё-таки мороженым.
А Серёжа?
Последний диктант он написал на четвёрку. Нина Алексеевна сказала то, что учителя обычно говорят в таких случаях:
– Видишь? Можешь, когда хочешь.
Ну что ж, она права. Серёжа – человек способный, и когда он старается и работает сосредоточенно, у него получается всё хорошо.
Разбитый плафон школьный завхоз заменил новым.
Так что можно считать, что эта история кончилась благополучно, и Серёжа должен быть весёлым и довольным. А он? Время от времени без всякой заметной причины Серёжа вдруг становится грустным и задумывается. О чём? Этого не знает даже его верный друг Вовка.
Вовка не раз замечал, что Серёжа переменился. Вовка спрашивал:
– Ты какой-то чудной стал. Задумываешься чего-то. Про что ты задумываешься?
А Серёжа отвечал:
– Какой был, такой и есть.
Это означало: не приставай, Вовка. Не хочется мне рассказывать, а ты не спрашивай.
Отводит Серёжа взгляд от Вовки. То ли вспоминает что-то, то ли мечтает о чём-то. И ходит гулять к ветеринарной поликлинике, а Вовку с собой не зовёт.
А Вовка и не навязывается, и с лишними вопросами не лезет. Друг – это не тот, кто выпытывает секреты. А тот, кто умеет понять, когда надо к человеку приставать, а когда не надо. Друзья, настоящие друзья, внимательны, а не любопытны. И деликатны.
К тому же и у Вовки есть свои секреты, которых он никому не раскрывает. Даже Серёже.
В воскресенье к Вовке пришёл отец.
Он приходит каждое воскресенье, потому что отец должен участвовать в воспитании своего сына.
Вовка сам слышал, как отец сказал маме:
«Я хочу участвовать в воспитании сына. Имею право? Или не имею?»
«Имеешь, имеешь».
У мамы был такой тон, как будто она хотела сказать: «Имеешь, имеешь право, только отвяжись». Вовке тогда стало жалко отца. Человек и так у себя дома не живёт, а с ним ещё так разговаривают, без всякого уважения.
Вовка тогда решил, что мама несправедливая. Разве можно лишать родного отца права воспитывать своего родного сына? Она, правда, не лишала. Но относилась к отцу с презрением. Вовка это чувствовал. Тем более это хорошо чувствовал отец. А Вовка любит отца. Отец это отец, как же его не любить? И Вовка помнит, как они жили все вместе, отец таскал маленького Вовку на плечах, и Вовка пришпоривал его пятками и хохотал. А мама смотрела вверх на Вовку и улыбалась. Вовке тогда казалось, что он сидит высоко, чуть ли не на небе. И мама говорила отцу: «Избалуешь ты его, потом наплачемся».