Книга Мешок историй. Трагикомическая жизнь российской глубинки - Александр Росков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я схватился за весло, думаю, добью сейчас. А лодка-то пристала рядом с лавой, по которой мы за водой ходим.
Я выскочил на лавину-то, а щука, как змея, ускользнула под нее и стоит там, затаилась.
Видно, башка еще болела у нее от моей палки. Но соображала, что под лавиной я ее не достану. И ведь обхитрила меня, сиганула, как ракета, из-под моих ног, только лапужки забулькали. И была такова.
Погоревал я немного и намотал себе на ус, что пойманной щуке надо сразу голову заламывать, как это в старопрежние времена мужики делали.
– А вот позалетось на Иванов день со мной такая оказия случилась, что сам дивлюсь. Зачалил в свою лодочку, в эту же самую трехнабойку, плуг, за баню решил перевезти, с помехи убрать. Толкаюсь веслом о бережок, мелочь на мели так и играет, день теплый был. Вдруг слышу за спиной: бульк, бульк, бульк. Немного лодку повернул к озеру, чтоб посмотреть, что там за рыбина плещется, а из воды вылетает сорога, да прямо в мою лодку, а за ней щука, и мне под ноги. Я так и сел на нее. Вот так подарочек к престольному празднику! Была побольше той, какую я из-под лавины упустил. Вот, думаю, бабка-то обрадуется, свежих рыбничков напечет гостям. Отвернул рыбе голову, в пустой мешок из-под картошки засунул и сорогу – туда же. Довез плуг до баньки, выгрузил, мешок на плечо – и домой вприпрыжку, поскорее бабку обрадовать.
Вот какая конфузия с щукой той произошла. Так что есть щуки-умницы, а есть и совсем дуры!
Закончив свой рассказ, Василий Михайлович показал мне на угол, из которого торчала зубастая засушенная щучья голова, и сделал заключение:
– Вот эта была дурой, раз попалась мне на крючок. Все хитрые и умные плавают в озере, охотятся на своих сородичей до поры до времени, пока не поглупеют.
Владимир Марков, Кенозеро – Архангельск
Вот чего я отмочила: в тундре матюги учила
Пошли две девки в лес за грибами. Зашли далековато от деревни, да припозднились. А грибов, как назло, не попадается: один да два, с пустыми корзинками неохота возвращаться.
Решили еще походить, да боязно – в ту пору беглые из тюрем вокруг деревень шатались. Вот и договорились подружки не перекликаться, а пересвистываться. Одна-то отчаянная – свистит и свистит, как парень какой, а другая – все чего-то боится. Подошла эта боязливая и говорит:
– Давай рядом ходить, только ты лучше не свисти больше, а то накличем чего-нибудь…
Засмеялась отчаянная – да матом, мол, никого не боюсь. Тут и началось: ветер листья рвет, а уж свист поднялся – уши режет.
Упали девки на землю, не помнят, сколько лежали. Вдруг стихло все. Подхватились подружки – да бежать. От страха и корзинки, и грибы забыли, ладно, дорогу домой нашли.
Через некоторое время рассказали они про этот случай бабке, а она только руками всплеснула:
– Ште вы, ште вы, милые! Разве можно в лесу-то свистеть?! Это ведь вы его (лешака) приманивали. В лесу-то, голубушки, не свистят и не «лешакаются».
Возвращался поздним вечером один мужичок из гостей. Идти было далековато, да и дорога шла по реке, кое-где перемело ее.
А мужик был крепко выпивши, устал, прилечь потянуло. Вот и думает: «Хотя бы кто на лошади догнал, до деревни довез бы».
Только помыслил – лошадь перед ним, а в кошевке две бабенки молодые, приветливые…
Удивился мужик, ногу занес было в сани, да раздумался: «Вроде бабы незнакомые, а величают. Да и не слыхал, как подъехали».
Подозрительно ему все это показалось, он ногу на место поставил да как завернет матом, мол, вы такие-сякие…
Засмеялись тут бабы:
– Что, догадался? Ну, молодец тогда…
И ничего не стало. Только большущая полынья у самых ног «дымится».
Хмель у мужика сразу вышибло. Выбрался он на дорогу – да бегом-бегом в деревню…
Прибежал маленький мальчик с улицы. Вся семья в сборе, да гости еще сидят, обедают. Мать и спрашивает:
– Ты сейчас будешь исти или тебе особи дать?
А паренек лакомка был, говорит:
– Конечно, особи…
Вышли все из-за стола, мать собрала сыну поесть. А он как заревет:
– Говорила особи, а сама кашу поставила. Давай особи!
Пришли молодые бабенки на складыню, а вина-то совсем ничего – один «чирок» на шестерых. Как тут быть: и попеть, и поплясать охота…
Одна, побойчее, придумала:
– Я от маменьки слыхала, что, если в вино хлеба накрошить, шибко пьяно получается.
Пошли в горенку, да так и сделали: хлеба в блюдо накрошили, водочкой залили, а как есть приступать, не знают – поди, шибко горько будет…
А тут в дверь бабка сунулась, носом заводила:
– Девки, вы чево тут делаете?
– Да вот, бабушка, больно крошенинок захотелось.
– Ишь чево, на празднике – и крошенины! Ну да бывает… Так ешьте, буди, ешьте…
Хлебают молодухи тюрю с водкой, и ведь, не поморщившись, так всю и съели.
А «сычи»-то (сторонние наблюдатели) долго потом дивились:
– Каки бабы-то веселые попались: и вина не пили, а весь вечер с кругу не сошли, пели да плясали…
Прослышал где-то мужик, что, если пить водку наперстком, валит наповал – одной бутылки на компанию хватает. Решили проверить, благо дома одни остались.
Сели вдвоем поближе к дивану (чтоб не на пол падать), выпили по одному наперстку, по второму, по третьему… опрокинулись на диван, лежат, к себе прислушиваются: берет – не берет?.. А тут сосед зашел, смотрит: друзья «в отрубе», бутылка чуть початая стоит – надо догонять!
Хватил один стакан, второй – тут мужики опомнились, заревели:
– Ты что, обнаглел?! Весь эксперимент испортил!
Да уж поздно было.
Записала Алевтина Моленова, Вилегодский район Архангельской области
Этот случай был в архангельском порту, в шестидесятые годы, а в каком году – точно не помню. Под погрузкой лесом стоял теплоход «Мария Ульянова». А груженое судно всегда от причала оттаскивал буксир. Назывался буксир, по-моему, «Михаил Светлов».
И вот замешкались что-то на буксире или еще там чего, но только диспетчер разозлился и заорал в «матюгальник» на всю акваторию порта:
