Книга Я подарю тебе солнце - Дженди Нельсон

– Не тут. И не так. Я недавно нашел на пляже заброшенное здание. На закате. У меня есть идея. – Он выглядывает из-за фотоаппарата. – И без одежды. Так будет по-честному. – Глаза у него светятся, как у дьявола. – Соглашайся.

– Нет! – восклицаю я. – Ты что, издеваешься? Это же страшно. Правило номер один: чтобы не быть убитой маньяком с топором, не ходи по заброшенным зданиям с незнакомым человеком и ни при каких обстоятельствах не раздевайся. Фу. И что, обычно у тебя такой заход работает?

– Да. Всегда.

Не сдержавшись, я смеюсь.

– Ну ты и кошмар.

– Ты даже не представляешь себе масштаба катастрофы.

– По-моему, представляю. Мне кажется, тебя надо арестовать, запереть и отправить на общественные работы.

– Ага, один раз уже пробовали. – У меня отвисает челюсть. Оскар и впрямь бывал в тюрьме. Заметив мой пораженный взгляд, он продолжает: – Правда. Ты определенно попала в плохую компанию.

Но по моим ощущениям наоборот. Я чувствую себя Златовлаской. Тут все настолько хорошо, насколько все плохо дома.

– А за что тебя арестовали? – интересуюсь я.

– Расскажу, если примешь мое приглашение.

– Чтобы ты зарубил меня топором?

– Чтобы почувствовать вкус опасности.

Я чуть не поперхнулась.

– Ха! Ты не знаешь, с кем связался.

– Позволю себе усомниться в этом.

– Ты даже не представляешь себе масштаба, – с ним так легко общаться. Почему?

В голове напевно отвечает бабушка:

– Потому что это любовь, моя маленькая слепышка. А теперь подложи ему в карман свой локон. И немедленно.

Покуда у мужчины при себе есть локон ваших волос, вы будете у него в сердце.

(Спасибо, но нет. Я делала такое с Зефиром.)

Я делаю вид, будто она как все нормальные мертвые люди – то есть молчит.

Раздается постукивание каблуков по цементному полу. Оскар выглядывает за дверь:

– София! Я тут. – Она точно не слесарь, разве что слесаря теперь ходят на шпильках. Он опять поворачивается ко мне. Видно, хочет что-то сказать, прежде чем нас перебьют. – Слушай, я хоть и кошмар, но я не совсем уж незнакомец. Ты же сама сказала. «Ты кажешься настолько знакомым». – Он безупречно имитирует интонацию девочки с пляжа, а потом со щелчком закрывает объектив. – Я уверен, что увидел тебя в церкви впервые, но я так же уверен, что нам суждено было встретиться. Не думай, что я спятил, но мне это предрекали.

– Предрекали? – спрашиваю я. Это та самая информация? Наверняка. – Кто?

– Мама. На смертном одре. Ее последние слова были о тебе.

То, что человек говорит прямо перед смертью, исполнится?

В комнату влетает София с кометой рыжих волос – определенно не младшая сестра и не двоюродная бабушка. На ней платье для свинга пятидесятых годов цвета фуксии и с вырезом до самого экватора. На светло-голубых глазах зелено-золотистые сверкающие стрелки-крылья.

Она вся блестит, словно сошла с картины Климта.

– Привет, дорогой, – говорит она Оскару с сильным акцентом.

Я не сомневаюсь, что точно так же разговаривал граф Дракула.

Она целует его в левую щеку, в правую, а потом прижимается к губам, и финал оказывается долгим. Очень, очень долгим и томным. Моя грудная клетка сплющивается.

А она все еще не отлепилась…

Друзья так не здороваются. Ни при каких обстоятельствах.

– Привет, – тепло говорит Оскар. Теперь по его губам размазана ее помада цвета маджента. Приходится прятать руки в карманы толстовки, чтобы они не потянулись его вытирать.

Беру обратно всю свою бредятину про Златовласку.

– София, это Бедж, новая ученица Гарсии из Института. – Значит, он все же думает, что я там учусь. И что я им ровесница. И достаточно хорошая художница, чтобы попасть в Институт.

Но я ничего не проясняю.

София протягивает мне руку.

– Я пришла выпить твою кровь, – говорит она с этим своим трансильванским акцентом, но, может, я просто неправильно разобрала, может, она сказала: «Ты, должно быть, очень хороший скульптор».

Я бормочу в ответ что-то невнятное, ощущая себя при этом шестнадцатилетним прокаженным троллем, который питается тьмой.

А она с этими пылающими волосами и ярко-розовым платьем – экзотическая орхидея. Разумеется, он ее любит. Они вместе экзотические орхидеи. И это идеально. Они вместе идеальны. Свитер соскользнул у нее с плеча, и я вижу, как из-под платья выбирается великолепная татуировка, она обвивает всю руку, красно-рыжий огнедышащий дракон. Оскар поправляет ей свитер натренированным движением. Меня накрывает темная волна ревности.

А как же его пророчество?

– Нам пора, – говорит она, берет его за руку, и через миг их уже нет.

Уверившись, что они вышли из здания, я бросаюсь со всех ног – слава богу, Гильермо еще не вернулся – по коридору к окну.

Они уже сидят на мотоцикле. София обхватывает его за талию, и я точно знаю, что она при этом чувствует и каков Оскар на ощупь, после того как рисовала его сегодня. Я представляю себе, как провожу рукой по его натянутым мышцам, задерживаясь на впадинках на животе, ощущаю ладонями тепло его кожи.

Я прижимаю руку к холодному стеклу. На самом деле.

Оскар резко заводит мотоцикл, поддает газу, и они уносятся вдаль по улице, ее рыжие волосы потрескивающим пламенем летят вслед за ними. Когда он словно камикадзе сворачивает за угол на скорости восемьсот километров в час, смертельно опасно прижавшись к земле, София вскидывает обе руки в воздух и вскрикивает от удовольствия.

Потому что она бесстрашная. В ее жизни есть место опасностям. Что самое худшее.

Вернувшись с унылыми мыслями в почтовую комнату, я замечаю, что одна из дверей распахнута, хотя я готова поклясться, что, когда я только что пробегала мимо нее, она была закрыта. Это ветер ее открыл? Или привидение? Я заглядываю и думаю, что вряд ли кто-то из моих хотел меня туда заманить, но как знать? Бабушка вообще двери не открывает.

– Мама? – шепчу я. Потом цитирую несколько строк из ее стихотворения в надежде, что она продолжит. Но не в этот раз.

Я открываю дверь пошире и вхожу. Когда-то это был кабинет. До того, как по нему прошел циклон. Я поспешно закрываю за собой дверь. Комната полна перевернутых книжных полок и книг. Всюду валяются бумаги, альбомы, блокноты – скинутые со стола и прочих поверхностей. Тут также много пепельниц с окурками, бутылка из-под текилы, осколки еще одной в углу. Видно, что по стене били кулаком, окно разбито. А в самом центре на полу лицом вниз лежит большой каменный ангел с переломанной спиной.