Книга Разделяй и властвуй. Нацистская оккупационная политика - Федор Синицын

С первых дней оккупации Крыма (конец октября 1941 г.), по воспоминаниям очевидцев, проявились прогерманские настроения среди части представителей крымско-татарского населения, которые помогали оккупантам в качестве проводников для нападения на советских партизан, а также при разграблении созданных ранее партизанских продовольственных баз{959}. Было отмечено массовое дезертирство крымских татар из советских партизанских отрядов, причиной чего советские органы считали не только воздействие нацистской пропаганды, но и то, что в состав партизан не были включены «авторитетные фигуры» из числа крымских татар{960}.

На оккупированной территории России часть русского населения питала антисоветские настроения, которые в первые месяцы оккупации сочетались с «прогерманскими». Были отмечены намерения «присоединиться к вермахту», «учредить русскую НСДАП»{961}. Не случайно ярко проявились антисоветские и «прогерманские» настроения в «Локотском округе» — еще в довоенные годы этот регион стал «пристанищем опальной интеллигенции»{962}. «Прогерманские» настроения среди русского населения были, в основном, связаны не с национальным фактором, а с ненавистью к советской власти и стремлением с помощью Третьего рейха отомстить большевикам за унижения, пережитые после Октябрьской революции. Представители русского населения, которые заняли пассивную политическую позицию, проявляли озабоченность судьбой России в случае победы германской армии{963}. Многие из них надеялись на создание при помощи Третьего рейха «нового русского национального государства»{964}.

Оккупационные власти пытались использовать антисоветские и «прогерманские» настроения части населения захваченной территории СССР и усилить их в своих интересах с помощью мер национальной политики. В целом германская национальная политика в первый период войны проявила определенную эффективность. Как признавали советские власти, оккупантам «удалось достигнуть некоторых результатов в своей политической работе»{965}, в результате чего немалая часть русского населения к началу 1942 г. была «порядочно дезориентирована и теряла нередко перспективу»{966}. Именно воздействием нацистской пропаганды объяснялось то, что представители местного населения пошли к оккупантам «на службу… старостами, переводчиками, полицейскими» или добровольно поехали на работу в Германию{967} (особо отмечалось, что среди таковых были и комсомольцы{968}).

Эффективности германской политики способствовала широкая масштабность ее пропагандистских средств — например, в Демянском районе Ленинградской обл. стены домов у крестьян были сплошь оклеены газетами, которые издавались оккупационными властями{969}. Германская пропаганда обладала определенной доходчивостью — особенно те ее посылы, которые играли на многочисленных довоенных ошибках советской власти. Так, руководители советских партизанских отрядов читали издававшиеся оккупантами газеты, чтобы иметь представление о тенденциях их политики, однако рядовым партизанам читать не давали{970}, очевидно, опасаясь того, что вражеская пропаганда может оказать на них воздействие. После освобождения советских территорий зимой 1941–1942 гг., советские власти отмечали, что «среди молодежи… выявляются лица, восхваляющие немецкую армию и старающиеся убедить местное население в том, что немцы снова возвратятся»{971}. Таким образом, германская пропаганда в первый период войны оказывала воздействие даже на население тех территорий, которые были оккупированы короткое время.

В Прибалтике, по воспоминаниям очевидцев, «немецкая агитация была очень крепкая». Ее сильным местом было превалирование печатной пропаганды, что находило понимание, так как в Прибалтике была почти поголовная грамотность, а собрания популярны не были (в то время как советские власти, как известно, активно использовали проведение собраний). В Эстонии действенность германской пропаганды ярко иллюстрировал пример изданной в 1942 г. в Таллине книги «Год страданий эстонского народа», в которой, по воспоминаниям очевидцев, «ужасы советской оккупации» 1940–1941 гг. были описаны очень «убедительно» и поэтому оказали сильное воздействие на эстонское население{972}.

Эффективными были отдельные пропагандистские акции оккупационных властей. Так, в июне 1942 г. русские бургомистры после их возвращения из ознакомительной поездки в Рейх «показали себя как хорошие пропагандисты, с энтузиазмом описывая русскому населению свои впечатления от Германии»{973}. В Эстонии в июне 1942 г. отношение населения к оккупационным властям улучшилось после того, как были сокращены штаты германских властей и заменены чиновники из числа прибалтийских немцев{974}.

Оккупационные власти смогли добиться роста национальной розни на оккупированной территории СССР. Особенно усилилась украинско-польская{975} и белорусско-польская вражда. На Западной Украине и в Западной Белоруссии шла борьба между представителями титульных наций и поляками за первенство в местной администрации. Противостояние доходило до того, что польские начальники запрещали белорусским полицейским носить на головных уборах «белорусский герб», разрешенный оккупационными властями{976}. Проявилась также польско-литовская вражда{977}, а в Эстонии возникло «явное взаимное неприятие» между представителями титульной нации и русскими{978}.

В результате воздействия германской пропаганды и при поддержке местных националистических групп на оккупированной территории СССР усилился антисемитизм — особенно в ее западной части. Так, в Львове в июне 1941 г. местное население участвовало в расправе над коммунистами и евреями{979}. В июле 1941 г. в Каунасе при помощи горожан было убито 7800 евреев{980}. В Латвии и Эстонии уничтожение еврейского населения, как указывали оккупационные власти, осуществлялось также при участии местного населения{981}.

Эффективности германской пропаганды способствовал высокий спрос населения оккупированной территории на информацию. Оккупационные власти отмечали, что «население постоянно обнаруживает большую восприимчивость и емкость для пропагандистского воздействия». Так, жители оккупированной части Ленинградской обл. были «очень жадны до новостей» и поэтому читали все издававшиеся германскими властями газеты, которые пользовались огромным спросом. В Смоленске горожане стояли в очередях, чтобы купить газету «Новый путь», и поэтому оккупационные власти требовали «любого увеличения тиража газеты», который был «недостаточным»{982}.