Книга Дылда - Леонид Гришин

– Дед, кто-то там ходит в белом, – говорю я.

– А это душа неприкаянная ходит, – говорит мне дед. – Видимо, заблудился когда-то человек здесь, так и сгинул. С тех пор его душа и ходит здесь, ищет успокоения.

– Дед, а почему она ходит?

– Не совершён обряд над ней наш православный, христианский.

Много ли я проспал – не знаю. Но проснувшись я вновь отломил ломоть хлеба, позавтракал таким образом, взял лопату и прошёл три дома. Стал осматривать территорию. Передо мной была сгоревшая хата, обрушившаяся крыша. Искать было тяжело, вся территория заросла бурьяном. Я посмотрел и решил начать поиски у печки. Аккуратно осмотрев около печки, я нашёл их останки. Нашёл и вернулся домой, чтобы сколотить для них что-нибудь, похожее на гроб. Затем я выкопал яму под большим кустом сирени. В станице разыскал батюшку, привёл его, и провёл он обряд христианский над останками моих прародителей.

– Ты что собираешься делать дальше? – спросил меня батюшка после того, как всё было закончено.

– Жить я буду здесь.

– Как, один?

– Да, один буду.

– Но тебе же, наверное, сказали, что это плохое место.

– Да, мне говорили. И вы второй напоминаете. Но место, где я родился, поганым быть для меня не может. Родина примет.

– Ну дай бог тебе здоровья, счастья…

…Вот, что рассказал тогда Серафиму Василий Васильевич о том, как он получил ранение и как он оказался в том хуторе. Позднее Василий Васильевич рассказ и историю своего рождения, историю своих родителей, своей семьи…

Сколько он себя помнил, он всё время жил с дедом и бабкой. Мать он не помнил совсем. Отца помнил немного. Он приезжал несколько раз, привозил подарки, а позднее письма с Сахалина присылал, в конверты клал фотографии. Иногда приходили посылки. Уже когда Василий учился в школе, он стал расспрашивать бабку о своих родителях. Бабка ему рассказала, что когда его матери исполнилось 18 лет, а это возраст на выданье, в станицу вернулся соседский сын. Вернулся офицером, поручиком, красивый был, в военной форме. «Как увидела его твоя мать, так сразу и влюбилась в него», – рассказывала бабушка. Дед пробовал протестовать, не хотел он выдавать за него дочку, потому что знал он, что увезёт муж её в далёкий Петербург, но ничего не смог сделать. Мать тогда сказала, что убежит всё равно, если дед не даст согласия. Свадьбу сыграли по чести, по совести. Но после венчания дочь с мужем уехали.

– В 1900 году, – рассказывала бабушка, – приехали они в отпуск. Мать была на сносях, здесь тебя и родила. Через полтора года мать собиралась уезжать, а мы уговорили её оставить тебя нам с дедом хотя бы на время, чтобы не вести тебя, малого, в промозглый, сырой, холодный Петербург. Оттуда мать уже не вернулась. Как потом рассказал отец, не углядел он за ней, оказалась она случайно в толпе тех, кто зимой 1905 года нёс царю петицию. Хоть и была она там случайно, но пуля её достала…

Серафим припомнил вторую часть рассказа Василия Васильевича, самую для него дорогую, потому что в этих воспоминаниях жил отец Серафима…

… – Ну что, исполнил волю предков своих? – спросил меня тогда твой отец.

– Да, был. Исполнил долг перед дедом и бабкой.

– А теперь куда идёшь?

– В военкомат, отметиться надо, на партучёт встать да и пенсию надо будет получать.

– Ну что же, давай.

Военком приветливо встретил, стал расспрашивать о Финской войне.

– Ну что там, как? – любопытствовал он.

Мне не хотелось рассказывать ему подробности об ошибках в этой войне, на душе скребли кошки, поэтому я постарался ответить кратко.

– Мороз был сильный, – сказал я только. – И оборона была мощная у них, так что мы немножко не подготовились. Но, тем не менее, вот так всё обошлось, Тебе, наверное, известно, не буду повторять.

Получив пенсию на почте, я зашёл в магазин, прикупил конфет для твоей сестры – решил зайти к твоему отцу на обратном пути. Дома его не оказалось, поэтому я присел на скамейку и стал ждать. Через некоторое время Егор пришёл. За ручку он вёл Тому. Я протянул ей пакетик конфет, она обрадовалась и побежала в дом. Егор присел рядом, кликнул жену, попросил принести вино и два стакана.

Из дома вышла красивая женщина, в руках она держала бутылку и два стакана.

– Да вы бы уж в хату заходили лучше. Что вы тут на улице?

– Нет, мы уж тут.

Твой отец налил в стаканы вино.

– Ну ладно, служивый, давай за здоровье…

Мы выпили.

– А теперь давай за твоих родителей, живы они?

– Матери уже давно нет, а отец на далёком Сахалине.

– Ну что же, хорошо хоть батька жив. Давай деда с бабкой, да мать твою помянём, да моих деда, отца и мать.

Мы не чокаясь выпили ещё раз. Я спросил твоего отца, как его зовут. Мы познакомились.

Я стал обживаться на том хуторе, застеклил окна, подправил дверь, побелил печку и наколол дров. Рядом была река, я приспособился ловить в ней рыбу. Дважды в месяц я ходил в станицу за продуктами и пенсией, регулярно останавливался у дома твоего отца. Мы с ним подружились, он всегда встречал меня. Иногда мы просто сидели и беседовали, иногда он угощал меня вином.

Однажды встреча наша была тревожной, по всей станице объявили, что началась война. Отец твой сказал мне тогда, что его сразу призовут, а меня попросил помогать вам, заглядывать хоть изредка. Я дал обещание.

В тот вечер мы с ним последний раз перед тем, как он ушёл, выпили за ваше здоровье. А ещё в тот вечер мы обмыли твой день рождения. Тебе в тот день исполнился годик…

… Дождь, наконец, кончился. Сквозь тучи пробилось солнце, и на улице стало непривычно тихо после дождя. Было слышно, как поют птицы и падают капли с деревьев. Кот спрыгнул с колен Серафима, потянулся и куда-то убежал.

– Ну, вот и всё, – сказал Серафим, пока убирал плед.

Он припомнил всё, что знал о Василии Васильевиче. Загадочный всё-таки был человек, и смерть его была загадочна…

Серафим после школы в 1958-ом поступил в университет в Ленинграде. Он раз в неделю писал два письма – одно матери, второе Василию Васильевичу. Тот отвечал, что живёт по-прежнему, на том же самом месте, чувствует себя хорошо, часто навещает мать. Мать Серафим в письмах спрашивал о здоровье Василия Васильевича, та неизменно говорила, что с ним всё в полном порядке.

Уже после того, как Серафим закончил университет и уже два года как работал, ему позвонила мать. Она сказала ему тогда, что Отшельник неожиданно куда-то пропал. В отпуск Серафим приехал в станицу, вместе с матерью они осмотрели дом Василия Васильевича, но никаких следов не нашли. Хата была начисто вымыта, печка была как новая, было видно, что её побелили совсем недавно. Все снасти аккуратно сложены, пол вымыт, мусора нигде не было. Отшельник словно сквозь землю провалился. Серафим прошёл по местам, где они когда-то ставили силки на зайцев, на белок, барсука – нигде ни одного силка или петельки. Проверил он также любимые места Василия Васильевича, где он ставил крючки на крупную рыбу, но и там не было никаких следов. Следов Отшельника не было вообще.