Книга Пуля для депутата - Алексей Рыбин

— А ей, Але, значит, все расскажет? Да она Али еще больше испугается, чем ментов! — пробурчал Максимов, чувствуя, как в нем растет недовольство складывающейся ситуацией: «Почему это все решают без него и за него?..»

— Я такая страшная? — промурлыкала хозяйка.

— Нет, не в этом дело…

Карпов прыснул.

— Аля, извини! — Максимов с удивлением почувствовал, что краснеет. — Я не то хотел сказать.

— Ну-ну… — Аля закурила и, демонстративно отвернувшись к окну, стала пускать колечки дыма.

— Я думаю, что тебе просто опасно, наверное… И потом, что ты ей скажешь?..

— Я женщина, Коленька, — проникновенно сказала Аля, повернувшись к нему. — Уж я соображу, как мне с другой женщиной говорить. И думаю, мне она больше расскажет, чем вам обоим, вместе взятым!

— Если у нее есть, что рассказывать… — покачал головой Карпов. — Ладно. С этим решили. А мы…

— А у нас тоже найдется чем заняться, — отрезал Максимов. — Пойдем с тобой…

— Куда?

— В «Пальму». Ну, то есть в «Штаб» этот долбаный. Начнем танцевать от печки. Откуда наши проблемы начались? Оттуда. Вот, значит, там и начнем копать.

— Мало тебе показалось в прошлый раз? — спросил Карпов.

— Мне — нормально! А теперь я хочу сделать так, чтобы и этим сволочам мало не показалось.

— Другими словами, мы с тобой вдвоем всю кодлу будем мочить? Так?

— Хоть бы и так, — кивнул Максимов. — А что? Слабо?

— Слабо, — признался Карпов. — Чтой-то я сумлеваюсь…

— А ты не сумлевайся! Ты мне доверяешь — как старшему товарищу? Помню, было время, еще совсем недавно, когда и ты мне доверял, и еще человек пятьдесят. Делали, что скажу… И неплохо получалось!

— Да, — согласился Карпов. Неплохо. Но тогда было пятьдесят человек, а сейчас — я один. Ну, кроме тебя.

— Как это — ты один? Аля вот еще… — Максимов встал, шагнул к хозяйке и обнял ее за плечи. — Ты же с нами, Алечка?

— Ох, мужчины! Во что вы меня втягиваете? Какие-то бандитские, просто-напросто, разборки…

— Никаких разборок, Алечка. — Максимов крепче прижал ее к себе. — Просто, как раньше говорили, восстановление чести и достоинства. Нынче такие слова не в моде.

— Ну, если речь идет о чести и достоинстве, — пискнула Аля, заулыбавшись, покраснев и заерзав по телу Николая Николаевича, — если так, то я, конечно, с вами… Редко в наше время встретишь настоящих мужчин. Все какие-то… Заморыши!

Карпов многозначительно посмотрел на Максимова и одобрительно покачал головой. Николай Николаевич кашлянул.

— Ну, Алечка, пора нам.

— Может быть, бутербродиков вам сделать? — захлопотала женщина. — А то… где вы покушаете-то? Раз ищут вас, вам нельзя по ресторанам рассиживать…

Карпов улыбнулся, а Максимов очень серьезно посмотрел женщине в глаза.

— Некогда нам будет, Алечка, бутерброды кушать. Мы уж лучше вечером спокойно у тебя поужинаем. Купим чего-нибудь вкусного… Как вчера.

— Если как вчера… То я согласна! — Аля даже захлопала в ладоши. — Тогда, господа, до встречи!

Максимов поцеловал Алю в губы и, быстро отвернувшись, пошел в прихожую.

На лестнице Карпов хлопнул его по плечу.

— Слушай, ты ее, по-моему, не на шутку охмурил. Как она прыгала-то все утро! Как девочка просто… Я боюсь, она в этой больнице… Лишнего не наболтала бы, а?

Максимов вместо ответа вздохнул.

— Ты чего? — Карпов посмотрел на него уже с подозрением во взгляде. — Чего ты, Николаич? Влюбился, что ли?

— В наши годы об этом не говорят, Толя, — серьезно сказал Николай Николаевич. — А она лишнего не сболтнет. Она не такая простушка, какой старается казаться. И какой хочет быть.

— Ты думаешь?

— Конечно, — Максимов снова тяжело вздохнул.

— Мы с ней, знаешь, Толя, в чем-то похожи. Хотя у меня по-другому сложилась жизнь, конечно, но если глобально смотреть, то…

— То что?

Друзья вышли на улицу и Максимов поднял руку, останавливая такси.

Забрызганная грязью «Волга» затормозила, едва не задев Максимова обшарпанным крылом.

— На Сортировочную, — буркнул Николай Николаевич, открывая дверцу и вваливаясь в салон.

Карпов устроился сзади.

— Одинокая она, — продолжил Максимов начатую тему, обернувшись назад, к Анатолию. — Одинокая и, в общем, несчастная. Такая, знаешь, работница, работяга, правильный человек… Который всю жизнь пахал на это долбаное государство, а получил… Ну, квартирка, положим, у нее тоже, я чувствую, коммуналка бывшая. И ее, кажется, расселяют. И Алю выселят, я думаю. По всему судя, недолго ей в центре жить. Дадут где-нибудь на Озере Долгом однокомнатную… В лучшем случае.

Карпов кашлянул.

— Что с тобой? — спросил его Николай Николаевич.

— Ничего-ничего, продолжай, Николаич.

— Да… И бензин тоже… Каждый день, суки… — послышалось с водительского места.

Максимов покосился на водителя… Мужик в хорошей кожаной куртке, ухоженый, совсем не похожий на голодающего, или даже просто забитого жизнью, человека — с толстым золотым перстнем-печаткой на безымянном пальце, с лоснящейся, чисто выбритой физиономией. И вот на этой физиономии отражалась сейчас глубокая внутренняя неудовлетворенность жизнью. Водитель высказался в таком тоне словно изо рта у него вырывали последний кусок, а других в ближайшем будущем не предвиделось.

— …Суки, как жить? Непонятно… — произнеся это, шофер замолчал. И замолчал очень внятно, надежно, скорее всего, надолго.

— М-да, — покачал головой Максимов, не зная, как реагировать на тираду таксиста. — Так вот, Толя… Понимаешь, она меня зацепила этим самым… Простотой своей, ну, в хорошем смысле. Понимаешь меня?

— Понимаю. Человек из народа.

— Едрена в корень, что с народом делают, суки! — вдруг снова «включился» таксист. — Дышать не дают…

Не обращая внимания на дискретные рассуждения водителя, Максимов вытащил сигареты и закурил, выбросив спичку в окно.

— Толя, ты зря иронизируешь…

— А кто тебе сказал, что я иронизирую? Разве это не так? Разве она не человек из народа?

— Так, так. Только слышать это сейчас как-то уже… Такие вещи не очень серьезно воспринимаются. Разве в качестве ерничанья.

— Согласен, — ответил Карпов. — Но смысл-то не меняется.

— Понимаешь, — продолжал Максимов, — она — это как бы я в прошлом. Если бы вся эта история со мной не случилась, не встретил бы я тогда, ну, в самом начале, Писателя, то так же вот, как она… Жил бы себе тихо-спокойно, один как перст… Ходил бы на работу… Вечером — домой. К телевизору.