Книга Митридат против Римских легионов. Это наша война - Михаил Елисеев

И пока в понтийском лагере царила эта вакханалия грабежа и мародерства, пока одуревшие от свалившегося на них счастья легионеры растаскивали добро царя и его приближенных, Митридат ушел в Команы на Понте (город, одноименный с городом в Каппадокии), где, собрав вокруг себя 2000 всадников, выступил к границе Великой Армении. Оттуда он намеревался отправиться к своему зятю Тиграну и убедить его выступить против Рима — в крепостях Малой Армении еще стояли гарнизоны Митридата, которые упорным сопротивлением могли надолго задержать завоевателей. Но Тигран своего родственника не принял, хотя и выделил ему на своих землях дворец для проживания, там Митридат ни в чем не нуждался, а жил, как и положено царю, в роскоши и довольстве.

Но даже в душу этого несгибаемого человека стало закрадываться отчаяние и сомнения, а потому он приказал совершить поступок, который в дальнейшем имел для него самые негативные последствия. «Тогда Митридат, потеряв совершенно надежду на сохранение своего царства, послал в свой дворец евнуха Бакха с тем, чтобы он убил его сестер, жен и наложниц, каким только путем он сможет. И действительно, они погибли от меча, яда и петли» (Аппиан). Среди погибших была и та самая гречанка Монима из Эфеса, ради которой Евпатор забросил ратные дела и вместо того, чтобы вести свои войска в Элладу, предался любовным утехам, теперь сказка для нее закончилась, и она столкнулась с обратной стороной жизни царей, платя страшную цену за свое былое величие. Иначе как жестом отчаяния такое деяние, как убийство своих жен и наложниц, не назовешь, и именно так оно было воспринято народом и армией, царь побежден, потерял свое царство и не надеется его вернуть.

* * *

Битва под Кабирами — явление в какой-то степени уникальное в истории военного дела Древнего мира. Это не было однодневным сражением, где в течение нескольких часов решаются судьбы великих империй, это была долгая позиционная борьба, и шансов победить в ней у Митридата было гораздо больше, чем проиграть. В самый разгар этой борьбы римская армия просто-напросто превратилась в огромный партизанский отряд, без надежного тыла и коммуникаций, который блуждал по просторам Азии, без четкого понимания, как же вести себя дальше. Понятно, что главной целью Лукулла был разгром армии Евпатора, но когда он столкнулся со всеми трудностями этого мероприятия, то он просто растерялся и стал отсиживаться в горах. Разгром римской конницы на реке Лик породил у римлян вместе с их командующим просто панический страх перед царской кавалерией, и все дальнейшие действия римского полководца были продиктованы именно этим страхом. «Лукулл боялся сойти на равнину, так как перевес в коннице был на стороне врагов» — это свидетельство Плутарха, да и сообщение Аппиана тоже немногим отличается: «Лукулл же, избегая спускаться в равнину, пока враги превосходили его силой конницы…». Именно преимущество в этом роде войск и давало Митридату все шансы на победу, что опять-таки подчеркивает Плутарх: «Царю удалось набрать около сорока тысяч пехотинцев и четыре тысячи всадников , на которых он возлагал особые надежды ». То, что Римская республика никогда не располагала хорошей собственной конницей, — факт общеизвестный, и не сыновьям волчицы было соперничать в этом роде войск с народами Востока. Митридат же под Кабирами имел над римлянами не только качественное превосходство в кавалерии, но количественное, а это очень пугало не только простых легионеров, но и их полководца. Судя по всему, основную массу всадников Митридата на этом этапе войны составляли армяне, которых он мог призвать под свои знамена в Малой Армении, а также некоторые из отрядов могли быть присланы и Тиграном. Вполне возможно, что могли остаться и какие-то подразделения скифских, сарматских и каппадокийских наездников, которые царь привел под Кабиры, ведь не все же они погибли на равнинах Вифинии и сгинули в морской пучине! Именно эти ветераны и могли стать тем самым костяком, вокруг которого и формировался состав главной ударной силы армии Евпатора. Времени, чтобы создать из разнородных элементов единый воинский организм, у Митридата было предостаточно, а если вспомнить, что и он сам был прекрасным наездником и колесничим, то можно не сомневаться, кто был главным создателем кавалерии, которая наводила ужас на римские легионы.

И все-таки эту битву Митридат проиграл. Сам план царя по блокаде армии Лукулла у Кабир можно назвать безупречным, другое дело — как он приводился в жизнь. Цепь роковых случайностей и совпадений, а также то, что его конницу в самый решающий момент подвела слабая дисциплина и слабое понимание всей сложности возложенной на нее задачи, и привели к такому роковому финалу. Возможно, что если бы атаку на римскую колонну возглавил лично Митридат, исход дела был бы иным, но история не знает сослагательного наклонения. Да и сам понтийский царь просто физически не мог находиться в разных местах в одно и то же время: вести в атаку кавалерию и одновременно быть в лагере и наблюдать за каждым движением римского полководца, о котором настало время сказать несколько слов.

Лукулл не был таким великим военачальником, как Сулла, который мог импровизировать на поле боя, его главным оружием было то, что он очень грамотно мог использовать ошибки противника и доводить их до поистине катастрофических размеров. В итоге даже Митридат, который очень хорошо изучил своего противника, всегда знал, что «Лукулл будет вести войну со своей обычной осторожностью, уклоняясь от битв» (Плутарх) и исходя из этого действовал. Римлянин действительно мог составить очень неплохой план кампании и привести его в исполнение; другое дело, что он всегда исходил из того, кто его противник. И если против Митридата он выбрал одну тактику, то когда началась война с Великой Арменией, он пошел другим путем. Прекрасно понимая особенности натуры Тиграна Великого, человека, который до этого не знал поражений и был очень уверен в себе, Лукулл и стратегию войны с ним избрал совершенно отличную от той, которую использовал против Митридата. «Что касается самых способных и опытных в военном деле римских полководцев, то они больше всего хвалили Лукулла за то, что он одолел двоих самых прославленных и могущественных царей двумя противоположными средствами — стремительностью и неторопливостью: если Митридата, находившегося в то время в расцвете своего могущества, он вконец измотал, затягивая войну, то Тиграна сокрушил молниеносным ударом. Во все времена не много было таких, как он, полководцев, которые выжиданием прокладывали бы себе путь к действию, а отважным натиском обеспечивали безопасность» (Плутарх).

Если же посмотреть на кампании Лукулла против Митридата, то мы увидим, что многие операции окончились для него победой во многом благодаря счастливому стечению обстоятельств, без которых эти победы были бы невозможны. Здесь и предательство Луция Фанния под Кизиком, и гибель огромного количества понтийских солдат и кораблей в открытом море, измена Феникса, который охранял горные проходы, появление проводников, которые во время боев под Кабирами провели его войска в неприступное место… Если к этому еще добавить безрассудное поведение понтийской конницы во время атаки римского обоза с продовольствием, то можно действительно подумать, что боги отвернулись от Митридата, — к поражению его привело просто огромное стечение случайностей и нелепостей. И опять-таки царь не был разбит в открытом бою, а в том хаотическом нагромождении событий, которыми закончились многодневные бои под Кабирами, он был просто бессилен что-либо исправить. Но поражение есть поражение, и его катастрофические последствия не замедлили сказаться. Узнав о том, что Митридат велел умертвить весь свой гарем, начальники крепостей стали десятками сдавать Луцию Лицинию свои твердыни. Характерный пример подобного поведения приводит Страбон, рассказывая о том, как поступил в этой ситуации его дед со стороны матери. «Последний, видя, что дела Митридата в войне с Лукуллом принимают плохой оборот, и, сверх того, охладев к царю в гневе за недавнее умерщвление им своего двоюродного брата Тибия и его сына Феофила, он начал мстить за них и за себя. Получив от Лукулла ручательство в безопасности, он склонил к отделению от царя 15 укреплений». Расправу над гаремом простые военачальники и воины восприняли как жест отчаяния со стороны их царя, как признание своего поражения. Боги по-прежнему гневаются на Митридата и не простому смертному, пусть даже и царю, противиться их воле. Но сам Евпатор так не думал.