Книга Митридат против Римских легионов. Это наша война - Михаил Елисеев

А между тем произошло то, что рано или поздно должно было произойти, — римская армия стала испытывать недостаток продовольствия, и Лукуллу необходимо было срочно принимать меры. Крупный отряд отправился за хлебом в Каппадокию, зато каждый день стали происходить яростные стычки между противниками. Однажды римлянам удалось обратить в бегство несколько вражеских отрядов, но тут появился Митридат собственной персоной, остановил бегущих и лично повел их в атаку на противника. Римские когорты были буквально сметены бешеным натиском царских воинов, а Евпатор «навел на римлян такой страх, что они бежали вверх, в горы, не замечая, что враги остались далеко позади, но каждый думал, что бегущий вместе с ним или следующий за ним позади является врагом: так сильно были они перепуганы» (Аппиан). Царь тут же решил использовать эту небольшую победу в пропагандистских целях и, составив письменные отчеты о сражении, разослал по соседним землям.

А дальше Митридат сделал то, что подсказывала сама логика происходящих событий, используя свое качественное и количественное преимущество в коннице, он решил оставить римскую армию без продовольствия и проделать с Лукуллом то, что тот проделал с понтийцами под Кизиком. Самые боеспособные кавалерийские отряды под командованием Менемаха и Мирона были поставлены в засаду, чтобы атаковать на марше римскую колонну, когда та поведет обоз с продовольствием. «План был хорош — отрезать Лукуллу подвоз съестных припасов, которые он мог получать из одной только Каппадокии» (Аппиан). Все было продумано, все было просчитано, как казалось, до мелочей, и все как всегда пошло вкривь и вкось: хотели как лучше, а получилось как всегда — даже хуже, чем всегда!

Судя по всему, всадники, которые стояли в засаде хоть и были самыми боеспособными, но в то же время, очевидно, являлись и самыми недисциплинированными. Едва только они заметили в теснинах римскую колонну, то не стали дожидаться, когда когорты выйдут на широкую равнину, волоча за собой обоз с продовольствием, а сами бросились в атаку и атаковали противника в самом невыгодном для себя месте — в ущелье! Для римских ветеранов перегородить большими прямоугольными щитами узкий проход и приготовиться к отражению атаки — дело нескольких минут, многие царские кавалеристы и понять ничего не успели, когда на них обрушился град пилумов, и они один за другим полетели на каменистую землю. Но самое страшное произошло потом — ударившись о стену римских щитов, всадники передних рядов стали разворачивать коней, чтобы выйти из боя, однако поток царской конницы продолжал вливаться в ущелье, и в итоге там образовалась свалка: смешались люди, кони… Воспользовавшись замешательством врага, когорты пошли в наступление, щитами они стали вытеснять противника, кололи лошадей в морды копьями, подсекали им ноги, а сброшенных на землю наездников рубили мечами. Теснина мгновенно оказалась завалена трупами людей и коней, а уцелевшие всадники обратились в беспорядочное бегство, их преследовали, некоторых убили, других загнали в горы, а третьи рассеялись по окрестностям — понтийская конница была разгромлена наголову.

* * *

Уцелевшие кавалеристы ночью примчались в лагерь и переполошили всех, слухи о поражении конницы стремительно распространились среди пехоты и вскоре достигли царских ушей. Из всех, кто сейчас метался по охваченному паникой лагерю, только Митридат мог в полной мере оценить масштаб происшедшей катастрофы. Понимая, что без превосходства в кавалерии ему вряд ли удастся справиться с Лукуллом, он решает вывести армию из лагеря и отступить в горы, теперь он там будет скрываться. Но решение, принятое на военном совете, стало известно в лагере и, видя, что приближенные к царю лица пакуют свой багаж и спешно вывозят его из лагеря, простые воины возмутились. «Солдаты пришли в ярость, столпились у выхода из лагеря и начались бесчинства: имущество расхищалось, а владельцев предавали смерти. Полководцу Дорилаю, у которого только и было, что пурпурное платье на плечах, пришлось из-за него погибнуть, жреца Гермея насмерть затоптали в воротах» (Плутарх). Это был тот самый Дорилай, молочный брат царя, который пытался совершить государственный переворот и править под римским протекторатом, и погиб, как мы видим, он не от руки тирана, а от собственных солдат, с пурпуром на плечах, не каждый государственный преступник может себе такое позволить. А между тем мятеж уже бушевал вовсю, и не было силы с ним справиться — тщетно командиры пехоты Таксил и Диофант призывали своих подчиненных остановиться. Ведь это были не те воины, которых они готовили для войны с Римом и которые сгинули в первый год войны от голода, болезней и морских бурь. Это были люди, которых недавно призвали в армию, наскоро обучили военному делу, и которые в отличие от ветеранов были подвержены панике. Поддавшись страху, они бросились к лагерным укреплениям, стали ломать и разрушать частокол и через проломы вылезать наружу и разбегаться по равнине. Паника превратила армию в неорганизованную толпу, где каждый был сам за себя, и, когда Евпатор попытался их остановить, его сбили с ног и едва не затоптали. «Сам Митридат, брошенный всеми своими прислужниками и конюхами, смешался с толпой и насилу выбрался из лагеря. Он даже не смог взять из царских конюшен коня, и лишь позднее евнух Птолемей, заметив его в потоке бегущих, спрыгнул со своей лошади и уступил ее царю» (Плутарх).

* * *

Когда Лукулл узнал о том, что провиант доставлен, а вражеская кавалерия разгромлена наголову, что в неприятельском лагере царит паника и понтийские войска начинают разбегаться, он понял, что это и есть тот шанс, которого он так долго ждал. Велев своим всадникам преследовать беглецов, он поднял легионеров и повел их прямо на лагерь понтийцев, но, судя по всему, Таксил и Диофант смогли организовать несколько подразделений тяжелой пехоты и выступить навстречу Лукуллу. «Там началось сильное сражение, понтийцы сопротивлялись недолго. Едва стратеги первыми отступили, все войско дрогнуло » (Мемнон). Теперь обратилось в бегство уже все царское войско, толпы беглецов растекались по равнине во все стороны, а римская армия форсированным маршем вплотную приблизилась к лагерю, там ждала легионеров желанная добыча. Но их командующий имел свои соображения на этот счет и рассудил иначе. Строго-настрого запретив грабеж и приказав пленных не брать, а всех встречных убивать на месте без пощады, Лукулл повел свои войска на штурм понтийских укреплений, которые к этому моменту практически никто не защищал. Но когда римляне ворвались в лагерь и увидели царившее там изобилие, то все приказы полководца были мгновенно забыты и начался жуткий грабеж — золото, серебро, драгоценные сосуды и дорогие одежды мгновенно перекочевывали из шатров и понтийских сундуков в мешки легионеров. Даже те, которые преследовали Митридата и имели шанс его захватить, случайно зацепив кладь одного из мулов и увидев, что оттуда посыпалось золото, плюнули на погоню и стали набивать свои карманы. Воистину прав был Митридат, когда говорил, что главный порок римлян — жадность! А когда был захвачен царский советник Каллистрат, который знал очень много и был бы настоящим кладезем информации для Лукулла, легионеры, которые вели пленника в лагерь, заметили в поясе бедолаги золото и недолго думая прикончили его. Добыча убийц составила 500 золотых, но Лукулл, наверное, отдал бы больше, лишь бы иметь такого ценного пленника живым.