Книга Пять дней - Дуглас Кеннеди

Случайно. По воле случая. Как, например: события постепенно приняли новый, непредвиденный, непредсказуемый оборот. Вот так же произошло и мое знакомство с Ричардом. Нас с ним свел случай. А потом мы случайно еще раз встретились с ним в кинотеатре. И договорились пообедать вместе. А обед плавно перетек в совместную прогулку, то есть дальнейшие события, как и все, обусловленные случайным стечением обстоятельств, стали развиваться по непредусмотренной траектории. И то, что мы с Коммонуэлс-авеню пришли на Ньюбери-стрит, — это тоже абсолютно алеаторное стечение обстоятельств… хотя алеаторность подразумевает намеренную случайность, поэтому, пожалуй, это наиболее верный синоним для характеристики сложившейся ситуации. Ибо в основе случайности все равно лежит выбор. А это, в свою очередь, означает, что у каждой случайности есть определенный подтекст, но этот подтекст проявляется лишь благодаря цепной реакции, когда одно событие влечет за собой другое. Вот и нас такая цепочка якобы случайных событий привела в исключительно элегантный, стильный квартал Бостона — на Ньюбери-стрит, где мы только что остановились перед витриной салона (ибо это явно не «магазин»), торгующего очками.

— И как называется это место: оптика, линзы, магазин офтальмолога, очечная лавка? — спросила я.

— Пожалуй, просто «Очки»… чего уж тут мудрить…

— И то верно, раз здесь продают очки.

— По-моему, мне здесь не место, — сказал Ричард. — Посмотрите на продавца.

За прилавком стоял обритый наголо мужчина с ультрамодным пенсне на носу и большими круглыми черными серьгами в ушах.

— На вид вполне дружелюбный, — заметила я.

— Ага, из Берлина двадцатых. Такой посмотрит на меня…

— И увидит потенциального покупателя. Все, прекратите дергаться и просто…

Я открыла дверь и буквально впихнула его в салон. Продавец поприветствовал нас отнюдь не с холодной надменностью, а очень даже радушно.

— Полагаю, судя по тому, что жена втолкнула вас сюда, вы не очень настроены примерить на себя новый стиль.

Ричард не поправил его относительно «жены». Но и не стушевался от того, что продавец заметил его смущение.

— Вы правы, — подтвердил он. — Я существую вне стилей.

Продавец — на прилавке перед ним стояла именная табличка: «Гэри: Оптометрист» (неужели есть такое слово?) — заверил Ричарда, что он «здесь среди друзей», и затем живо приступил к своим обязанностям. За полчаса, избавив Ричарда от смущения, Гэри заставил его примерить разные виды оправ. Быстро сообразив, что его клиент понятия не имеет, как он хочет выглядеть в очках, Гэри стал показывать Ричарду всевозможные комбинации. Объяснил, что следует принять во внимание цвет кожи, волос и овальный контур лица Ричарда, сообщил, что, резкие геометрические формы придадут ему, «пожалуй, излишне строгий вид…», и убедил не возвращаться к металлическим оправам («они грубоваты, как вы считаете?»). В результате Ричард остановил свой выбор на оправе чуть овальной формы коричневатого цвета — стильной, но не броской. И она мгновенно преобразила его. Вместо нескладного страхового агента передо мной стоял элегантный профессор. Ученый муж. Мыслитель.

— Ну как? — спросил Ричард, которому явно нравился тот образ, что он видел в зеркале. Однако он нуждался в моем одобрении.

— Вы в них бесподобны, — ответила я.

— Если ваш окулист в Бате по телефону продиктует мне ваш рецепт, готовые очки вы сможете забрать уже через час.

Удача была на нашей стороне: окулист в Бате сумел отсканировать рецепт на очки и переслать его Гэри. Мы снова вышли на Ньюбери-стрит.

— Теперь давайте поищем для вас кожаную куртку, — предложила я.

— Мне как-то не по себе, — признался Ричард.

— Потому что я раскомандовалась?

— Вы не командуете. Просто умеете убеждать.

— Но, как коммивояжер, вы, конечно, знаете, что уговорить можно лишь того, кто хочет, чтобы его уговорили.

— А я конечно же хочу, чтобы меня уговорили?

— Я не стану отвечать на этот вопрос.

— Четыреста долларов за одни очки. Никогда бы не подумал…

— Что?

— …что я способен так бесшабашно идти на поводу у своих прихотей.

— Очки — не прихоть.

— Фирменные — прихоть.

— Дайте угадаю: отец вам говорил…

— И отец, и мать считали каждый цент. И, да будет вам известно, я женился на женщине, которая тоже уверена, что бережливость — одна из главных, самых важных добродетелей. И поскольку она еще и мой бухгалтер и имеет доступ к выпискам по всем моим кредитным картам…

«Она вам не мать», — хотела сказать я, с изумлением думая про себя, почему многие мужчины обращают своих жен в матерей, а многие женщины охотно соглашаются играть эту уничижительную роль. Эта мысль навела меня на другую: Дэн в минуты раздражения вел себя со мной так, будто я и есть та самая недовольная женщина, которая вырастила его и всегда давала ему понять, что он ее разочаровывает. Зная, что он с детства вынашивает в себе обиду на мать, я всегда старалась воздерживаться от критики в его адрес. Однако с тех пор, как Дэн остался без работы, он постоянно отводил мне роль своей матери. Роль, которую я не хотела играть.

— Когда она увидит ваши фирменные очки, — произнесла я, — скажите ей…

— …мне нужны были новые очки… и, кстати, я переезжаю в Бостон.

— Решительно и бесповоротно, — рассудила я.

— Так где мы будем искать кожаную куртку?

Мы прошли несколько кварталов с большими фирменными магазинами. В витрине «Берберри» висела сногсшибательная черная кожаная куртка, наверно, во вкусе современной байронической личности… и стоила она, судя по цифрам на ценнике, более двух тысяч долларов.

— Даже будь у меня такие деньги, не думаю, что я стал бы носить эту куртку, — сказал Ричард. — Очень уж в стиле Эррола Флинна.

В одном из следующих магазинов он обратил внимание еще на одну куртку, которая, на его взгляд, как он интересно выразился, была «несколько в стиле Лу Рида».

— Вы знаете Лу Рида? — спросила я.

— Лично? Нет, страховой полис он у меня не оформлял. А вот «Трансформер» — отличный альбом. Не могу сказать, что я отслеживал его музыкальную карьеру после выхода «Нью-Йорка». Мюриэл не поклонница «Велвет андерграунд», ей всегда больше нравился Нил Даймонд…

Ричард Коупленд — тайный подражатель манхэттенского полусвета! Или, может быть, просто поклонник. Неудивительно, что он стремится избавиться от своего наряда гольфиста, который не снимает вот уже много лет. Как и тот костюм, в котором я впервые увидела его у стойки регистрации в отеле. Унылый стиль. Так, несомненно, одевался его отец. Униформа американского бизнесмена пуританских правил. Одежда — это язык. А нам так часто не нравится язык, на котором мы заставляем себя говорить. Например, я сама. В больнице моя повседневная форма — белый лабораторный халат. Дома и по городу, в Дамрискотте, я всегда хожу в спокойных неброских нарядах. Но в моем шкафу есть несколько вещей, изобличающих другую сторону моей натуры, — например, моя кожаная куртка, черный европейский плащ, что сейчас на мне, и даже восхитительная мягкая фетровая шляпа, которую я купила в магазине винтажной одежды во время поездки в Берлингтон. Но в этих вещах, включая пару черных замшевых ковбойских сапог, на которые я наткнулась на одной домашней распродаже (они идеально мне подошли — и стоили всего $15), я показываюсь на людях крайне редко. Если б я в своем городе вышла на улицу одетая так, как сейчас, никто бы ничего не сказал — так повелось в Мэне. Но мой наряд не остался бы незамеченным, и за моей спиной тотчас бы начались пересуды. Так что свой гардероб в стиле Левобережья[39]я обычно держу под замком и достаю его лишь в тех случаях, когда еду в Портленд на какое-нибудь культурное мероприятие. А недавно, когда, собираясь с Люси на концерт джазовой музыки, я надела черную куртку и замшевые сапоги, моя дочь этот вечерний туалет прокомментировала следующим образом: