Книга Тощие ножки и не только - Том Роббинс

Стук-стук-стук. Кто-то настойчиво стучал, словно поршни у сатанинского мотоцикла. Эллен Черри никак не могла понять, откуда доносится этот стук – снаружи или изнутри. То ли кто-то действительно царапался в дверь, или это похмелье у нее в голове пыталось повесить картину на гвоздь внутри ее черепной коробки. Картину под названием «Избиение младенцев», написанную на черном бархате бабуином, страдающим водянкой мозга.

Она присела в постели и открыла глаза. Причем последнее она сделала с великой осторожностью, чтобы, не дай Бог, они не разбились. У Эллен Черри было такое впечатление, будто они играют в свои зрительные игры без ее ведома. Комната была совершенно не в фокусе, вся какая-то размытая. Эллен Черри даже боялась вздохнуть лишний раз, пока не убедилась, что находится не под водой. Правда, с открытыми глазами ей почему-то было слышнее. Кстати, такое бывает у многих. Стук-стук-стук. Нет, это все-таки в дверь.

– Кто там? – крикнула она и моментально поморщилась.

– Я!

– Кто?

– Я! Открывай! Я ведь как-никак тоже здесь жил. Охо-хо!

Ну почему сейчас, о Боже! Почему именно сейчас? Она не видела этого идиота вот уже больше месяца, и вдруг – здрассьте вам! – он тут как тут, и притом в такой момент, когда она раздета, с похмелья и уж точно выглядит один к одному, как то самое «Избиение младенцев», написанное на черном бархате бабуином, страдающим водянкой мозга. То, что он ни разу не видел ее такой, опухшей с похмелья и всклокоченной, еще ничего не значит. Тогда была одна жизнь, а сейчас совсем другая. Эллен Черри вскочила с постели.

– Дай мне пять минут, – крикнула она, отлично зная, что на самом деле, чтобы привести себя в порядок, ей потребуется нечто большее, нежели просто содрать с языка обои.

Кстати, можно и не причесываться – какой смысл и какая разница? – зато можно сэкономить время. Ровно через восемь минут в зеркале отразилась ее персона, лишь на самую малость не дотянувшая до вершин своего потенциала. Разумеется, ванну принять она не успела, но если побрызгаться туалетной водой «Желание джунглей», то и так сойдет. И Эллен Черри побрызгалась и пошла открывать дверь.

– Привет, малышка.

– Бумер? Какими ветрами?

На нем была выцветшая гавайская рубашка из старых запасов и, если Эллен Черри, конечно, не ошибалась, те же самые рабочие ботинки со стальными мысами, в которых он явился на их бракосочетание. А вот кожаные штаны были явно новыми и дорогими. Берет на его голове был ал, как отрыжка комара, и удачно скрывал обширные залысины, которые – будь они чуть побольше – так и напрашивались, чтобы на них нанесли из баллончика граффити. Берет, правда, был далеко не нов. Бумер пристрастился к этому головному убору, как только узнал, что он художник.

Эллен Черри нашла для него в холодильнике бутылку пива «Пабст», «Голубую ленту», которую он сам там когда-то оставил. В доме не нашлось даже ломтика холодной пиццы, но Бумер отнесся к этому спокойно, потому что утром уже успел проглотить целых три.

– Я тут оказался в вашем районе…

– Понятно. Кстати, как твои дела?

– Лучше некуда.

– Отлично.

– Держу нос по ветру…

– Чудно.

– Ухо востро…

– Ого!

– Рот на замке…

– Ну ты даешь!

– Не сплю, не зеваю.

– Так-так…

– Везде поспеваю.

– Ах вот как это теперь называется!

– Прекрати:

– Ладно, не буду. Как там поживает старушка Ультима?

– Эллен Черри. Я последнее время ее почти не вижу. То есть вижу, но реже, чем раньше. Зато она хотела бы видеть тебя. Я сказал ей, что ты снова занялась живописью.

– Ты ошибся.

– Тогда позволь спросить, что это такое? – и он кивнул – разумеется, вместе с беретом – в сторону пары десятков холстов, приставленных к стенке.

– Эксперименты.

– Не вижу причины, почему…

– Нет! Не смей даже прикасаться к моим картинам!

– А я и не думал, что это картины.

Какое-то время они сидели молча. Бумер выдул свое пиво. Эллен Черри не стала предлагать ему еще. Мощным кулаком бывшего сварщика Бумер смял пустую банку и принялся вертеть в руках, придавая ей то одну, то другую форму. Глядя на бывшего мужа, Эллен Черри подумала, что Бумер вполне может выдать это творение своих рук за очередной экспонат. С него станется.

– Ну а ты как? Нормально? – поинтересовался он.

– Спрашиваешь! Работаю, зарабатываю. На здоровье не жалуюсь. Правда, последнее время возникла одна проблема психического характера. Временами мне кажется, что я – Джэнис Джоплин.

– То есть?

И Эллен Черри запела:

– Хочу вымыть его из своих волос, хочу вымыть его из своих волос…

– Эллен Черри, прекрати…

– И забыть о нем навсегда-а-а…

– Эллен Черри, кому я сказал…

– Извини. Получается помимо моей воли… Иногда эта нахалка просто вселяется в мое тело.

Бумер нервно почесал шею.

– Знаешь, то, что ты сейчас спела, это что-то бродвейское. У Джэнис Джоплин нет такой песни. Она исполняла рок-н-ролл.

– Она умерла, Бумер. А когда певец мертв, ему уже ничто не мешает расширить своей репертуар.

– И вообще, что за бред – как можно вымыть человека из своих волос? Кстати, ты имеешь в виду свои волосы? Да стоит человеку в них запутаться, как уже никакой шампунь не поможет. Можешь мыть сколько влезет, и все без толку.

– Скажем так, тебе это не грозит. Кстати, сколько волос осталось у тебя самого? Под этим твоим дурацким беретом?

Так они и продолжали в том же духе – подкалывая друг друга, ходя вокруг да около того, что мучило каждого из них, но так и не решаясь сказать. Наконец Эллен Черри бросила взгляд на часы и с ужасом поняла, что через двадцать минут она обязана быть на работе. Бумер предложил ее подвезти, и поскольку она опаздывала, то была вынуждена принять его предложение. Она заставила его подождать в прихожей, пока она одевалась, – не столько из скромности, сколько из опасения, что стоит ей повернуться к нему спиной, как он потихоньку посмотрит ее картины.

Спускаясь вниз в лифте, Эллен Черри приготовилась к небольшому показательному флирту с Раулем. Ей хотелось, чтобы Бумер увидел, какой классный чувак положил на нее глаз. Но, увы, у дверей оказался совсем не Рауль. Господи, ну как у нее вылетело из головы, что он заступает на дежурство только в четыре часа дня! Наверно, он сейчас дома, трахает родную сестру. Или чистит шляпу. А может, и то, и другое одновременно.

Но Эллен Черри ошибалась. В этот момент Рауль находился в студии грамзаписи, где на свои кровные, заработанные на открывании дверей в «Ансонии», записывал следующие строчки: