Книга Новый придорожный аттракцион - Том Роббинс

Исподнее чародея было обнаружено в картонном чемоданчике, плававшем в пруду с затхлой, стоячей водой где-то на окраине Майами. Сколь бы важным ни оказалось данное открытие – ведь не исключено, что оно могло изменить судьбу всех и каждого из нас, – но это не тот случай, чтобы начинать с него наше повествование.

В чемоданчике наряду с волшебными вещицами, которые никак нельзя обнародовать, находились также страницы – и клочки таковых, – вырванные из путевого дневника, который Джон Пол Зиллер вел во время своих странствий по Африке. Или все-таки это была Индия? Дневник начинался так: «В полночь арабский мальчонка приносит мне вазу с белыми финиками. У него золотистая кожа, и я пытаюсь примерить ее на себя. Она не помогает от москитов. И от звезд. Грызун экстаза поет у края моей постели». А дальше идет следующее: «Утром повсюду видны следы волшебства. Какие-то археологи из Британского музея обнаруживают проклятие. Туземцы неутомимы. Носорог утащил девушку из соседней деревушки. Мерзопакостные пигмеи грызут подножие тайны». Такое вот было начало дневника. Но не начало этого повествования.

Ни ФБР, ни ЦРУ ни в жизнь не опознать содержимое чемоданчика как вещи, принадлежащие Джону Полу Зиллеру. Однако нежелание спецслужб определять эти вещички – либо бюрократическая формальность, либо тактическая уловка. Господи, да кто же еще, кроме Зиллера, стал бы носить жокейские бриджи, пошитые из кожи древесных лягушек?

В любом случае давайте-ка не будем попусту слоняться по арене жареных фактов. Несмотря на агентов кризиса, которые диктуют набросок этого повествования, несмотря на стремительный дух времени, постоянно напоминающий о себе, несмотря на всемирную моральную конструкцию, опасно балансирующую над нами, несмотря на то что автор этого документа не является ни журналистом, ни ученым, и хотя он отчетливо понимает потенциальную историческую важность собственных слов, он не горит желанием позволить объективности столкнуть его со столпа его собственной точки зрения. А в фокусе его зрения находится – невзирая на обилие иных событий – девушка, девушка по имени Аманда.

– Мне нравятся всего три вещи, – воскликнула Аманда, пробудившись из своего первого долгого транса, – бабочки, кактусы и Бесконечный Кайф!

Позднее она расширила список, добавив грибы и мотоциклы.

Прогуливаясь одним довольно теплым июньским утром по своим кактусовым садам, Аманда наткнулась на старого индейца племени навахо. Он рисовал на песке какие-то картины.

– Каково назначение художника? – потребовала Аманда ответа у талантливого, хотя и незваного гостя.

– Назначение художника, – ответил старый индеец-навахо, – дарить людям то, чего им не может дать жизнь.

Однажды в свирепую грозу Аманда забеременела.

– Так это была молния или все же любовник? – слышала она иногда вопрос, погружавший ее в глубокие раздумья.

Когда у нее родился сын с молниями в глазах, люди перестали считать ее придурковатой.

Нарядясь в желтую бархатную тунику, собранную в поясе зелеными скарабеями, с гирляндой голубых японских ирисов на шее и привязанным к спине младенцем, пускавшим пузыри, Аманда обычно разъезжала на мотоцикле по лужайкам в поисках редких разновидностей бабочек. В один бесконечный весенний день она случайно наткнулась на небольшой цыганский табор, который остановился на отдых под ивой.

– Вы не откроете мне что-нибудь из тайн природы моего истинного бытия? – спросила Аманда, решив, что цыгане знают толк в таких искусствах.

– А чем ты отплатишь нам за это? – поинтересовались цыгане.

Аманда опустила свои длинные ресницы и нежно улыбнулась:

– Устами я подарю вам радость.

На том и порешили. После того, как она добросовестно ублажила своими устами четырех мужчин и двух девушек, цыгане сказали Аманде:

– Ты по своей природе очень любопытна.

И отправили ее восвояси.

На день рождения отец Аманды (мужчина грузный, если не тучный) подарил ей циркового медведя. Медведь понимал только по-русски, тогда как Аманда говорила только по-английски и по-цыгански (хотя ей и были ведомы несколько диалектов североамериканских индейцев, но на людях она ими не пользовалась). Так что цирковое представление состояться никак не могло. Что же делать?

Аманда подружилась с медведем. Она пекла для него вкуснейшие пирожки. Она чесала ему за ухом, кормила апельсинами и сандвичами, поила «Доктором Пеппером». Постепенно мишка стал показывать трюки по своей воле. Он танцевал, когда Аманда играла ему на крошечной гармошечке-концертино. Он катался на ее серебристом мотоцикле. Он удерживал на носу сразу три крокетных шара и курил тоненькие сигары.

Однажды в город, неподалеку от того местечка, где жила Аманда, приехал человек из Московского цирка. По просьбе ее отца он пришел посмотреть на медведя. Гость гаркнул косолапому команды на русском, но тот даже ухом не повел и в конце концов перевернулся на своем коврике и заснул.

– Этот драный медведь не поддается дрессировке, – пожаловался гость из советского цирка. – Честно говоря, потому-то мы его и продали.

В то лето самым грандиозным проектом Аманды стало создание Оранжереи Бабочек. Поскольку у многих мотыльков очень короткий срок жизни, обитатели этого новоиспеченного учреждения постоянно менялись.

У подножия водопада Аманда построила шалаш из ивовых прутьев и черного войлока. Внутри она набросала горы мягких цветастых подушек и, раздевшись до трусиков и бисерных бус племени Черноногих, впала в транс.

– Я определю, как можно продлить жизнь бабочек, – объявила она перед этим.

Однако пробудившись через час, Аманда улыбнулась загадочной улыбкой.