Книга На той неделе: купить сапоги, спасти страну, выйти замуж - Анна Бялко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яков вскоре засобирался уходить. Я проводила его до двери. Мы договорились, что завтра, после того как я провожу Лильку в аэропорту (у нее самолет в шесть утра), я подъеду к метро «Речной вокзал», это все равно по дороге, и позвоню. А Яша, который живет там в двух шагах, придет за мной и напоит кофе перед работой. Ну и вообще. После Лилькиного отлета мне, пожалуй, не помешает дружеская компания.
Прощаясь, он поцеловал меня — опять куда-то в макушку — и ушел.
Остаток вечера — или ночи, или нашего последнего дня — мы с Лилькой просидели, обнявшись, на ее узенькой коечке. Разговаривали, конечно, вспоминали, как сидели на этой же коечке год назад, в августе, судорожно слушая радио. Как бежали потом к Белому дому по пустым улицам. Забавно, конечно: так верилось тогда, что вот-вот начнется новая жизнь... В общем, она в каком-то смысле и началась. У Лильки — точно. Но — маленькая деталь — ту новую жизнь, что все-таки началась, мы сделали своими руками. И никакая революция тут ни при чем.
— Этот твой Яков — он в самом деле хороший мужик, — шепчет мне Лилька. — И если он тебе нравится, за него можно выйти замуж. Главное — он тебя увезет отсюда. Работа у него нормальная, не пропадете. И дети свои были, он их любит, значит, и к Костьке будет хорошо относиться.
— Да, это все так, — отвечаю я. — Но времени совсем мало. Он и сам улетает в воскресенье. Что тут сделаешь?
— Все сделаешь, если захочешь. Женят в загсе за два дня, если договориться. Сегодня пришел — завтра поженили. Мы с Лешкой даже взяток не давали, просто попросили, сказали — он уезжает, очень надо срочно пожениться... В субботу загсы работают — значит, у тебя есть время до пятницы.
— Вот и решили, — смеюсь я. — Если до пятницы сделает предложение — так тому и быть, а если нет — то нет.
— Ну и правильно. Тогда будешь думать, ехать ли с мужем в Италию.
— Я-то могу думать, непонятно, что себе думает он...
— А что?
— Понимаешь, я же знаю, как оформляются такие поездки, сама скольким людям оформляла. По срокам — ему уже давно пора начинать...
— Ну?
— Ну — а он у меня пока никаких бумажек не спрашивал. Ни на меня, ни на Костьку. Значит, или сам не едет, или едет, но без нас. Оба, что называется, хуже.
— Не бери в голову. Все равно вы плохо ладите.
— Ладим-то мы неплохо. У нас плохо получается вместе жить.
— Ну тем более. Новый вариант чисто по-человечески гораздо симпатичней, на нем и концентрируйся. Аська, ты пойми, у тебя обязательно должно все получиться, просто должно! Вспомни, как со мной было. Никто же поверить не мог, а получилось же. И у тебя все получится, я буду кулаки держать.
Лилька права. С жизнью все равно надо что-то делать — отчего бы и не замуж... Тем более — мне с Яшей хорошо. С ним можно разговаривать. С Севкой тоже было можно, но не так. Он меня все время чему-то учил, воспитывал — это тоже, может, было неплохо и уж точно интересно, но тут мы говорим на равных. И я, как мне кажется, нужна Яше ничуть не меньше, чем он — мне. Ну или буду нужна. Я же могу стать очень хорошей женой.
Главное — тут все будет понятно очень быстро. Если до пятницы не решится — нечего и мучиться. Забуду — и все, буду что-то еще придумывать, а не так, как с Севкой было. В сущности, я сама дура, что отпустила его год назад, надо было тогда же настаивать и проситься замуж, он бы уговорился, тогда — после путча — он меня действительно любил. Хотя, может, все и к лучшему вышло: с Севкой умирать идти хорошо, а жить, наверное, почти невозможно. И Лилька его всегда не любила...
— Смотри, уже почти три, — говорит вдруг Лилька. — Сейчас мама Рита приедет. Давай сумки пока к дверям вытащим.
Лилькина мать — красавица. Это ее профессия. То есть, конечно, она еще и умница, и очень хороший врач, но это все в ней вторично. Главное, она — красавица. Даже в свои пятьдесят с чем-то лет. Дело тут не в том, как она выглядит, а в том, как она себя ведет. Когда я ее вижу, я замираю и только гляжу в восхищении. Мне бы так хоть когда-нибудь научиться... Впрочем, я многому и научилась. Тут главное — внимательно смотреть и слушать, ничего не упуская. А уж мама Рита за советом не постоит. Ей нравится учить нас жизни.
— Девочки, — щебечет она, — вы запомните: бриллианты должны быть крупные. Обязательно. Только крупные. А бижутерия, наоборот, — помельче. И тогда вы будете совершенно неотразимы. Если важный выход, то нужно скромненько, неярко — только бриллиантики. Но чтобы сверкали. А если не очень важно, то можно просто бусики прицепить.
И при этом улыбается, и кокетничает, и машет ручкой с этими самыми скромненькими, но крупными бриллиантиками... Просто картинка. Через час, впрочем, немного начинает в глазах рябить. И в ушах позванивает.
А с Лилькой, по ее словам, она всю жизнь так себя ведет. Когда они вместе, то совершенно неясно, кто из них мать, кто дочка. Мама Рита щебечет и чирикает, а Лилька пытается о ней заботиться. Лилька рассказывала, что так было всегда, и, пока они жили вместе, она от этого серьезно уставала. К счастью, лет пять назад их квартирный вопрос разрешился к всеобщему удовольствию, потому что мама Рита вышла замуж. За нового русского. Или старого нового русского. Или просто старого еврея — все это совершенно неважно. Важно то, что муж ее обожает — с мамой Ритой по-другому нельзя. Он ее балует, одевает, возит на машине с шофером. На ней-то она сейчас и приедет за Лилькой.
Мама Рита прилетает, щебеча. Шофер под ее руководством запихивает сумки в машину, она заставляет Лильку в двадцать пятый раз проверить билет и паспорт, и вот машина уже мчится по пустынной предутренней Москве. Ленинградское шоссе в сторону «Шереметьево». Мама Рита продолжает что-то щебетать с переднего сиденья о красотах Америки. Мы с Лилькой сидим сзади, прижавшись друг к дружке, молчим.
Странно — у меня никогда не было близких подруг. Как-то не получалось. Или было не нужно — я всегда была очень близка со своей семьей, особенно с мамой. Это гораздо теплее и надежнее, чем любая подруга.
А тут, за этот год... То ли потому что жизнь стала такая жесткая и нервная, то ли оттого что не все из нее уже можно было рассказать маме (жалко ее, зачем ей из-за меня переживать, всем и так тяжело), а Лилька так и так была частью этой самой жизни, но я поняла, каким близким человеком может стать подруга. И сколько всего можно с ней разделить. И как это самое разделенное от дележа только приумножается. И как больно потом — расставаться...
В аэропорту нас встречает толкотня и суета. Тут время как будто не существует. Народ бегает, катает тележки, стоит в очередях на таможню. Мы тоже находим нужную очередь, Лилька идет заполнять декларацию. В какой-то момент очередь начинает приближаться к заветному пропускному пункту, я бегу, чтобы позвать скорее Лилю, и, не заметив, со всего маху вбегаю в железную стойку, которой очереди разделяются между собой. Лбом.