Книга Суть дела - Вячеслав Пьецух

Вульф. Так вот, московский люд потому растерзал Дмитрия Самозванца, что тот никогда не спал после обеда. Раз не соблюдает вековой обычай, то, значит, не православный, еретик подосланный, а не царь.

о. Восторгов. От этого народа чего только ни приходится ожидать. Взять эту саму пролетарскую революцию: товарищи хотели, чтобы городской сумасшедший Хорь жил, как фабрикант Сидоров, а вышло только то, что фабрикант Сидоров живет, как городской сумасшедший Хорь.

Калитка в заборе вдруг отворилась, и перед живыми экспонатами предстал товарищ Мымриков, который выглядел тем свирепее, что был спросонья, и поэтому не в себе.

Мымриков. Так! Давай-ка, товарищ Петергаз, сворачивай, к ядрене фене, эту контрреволюционную пропаганду! Петергаз, ты меня слышишь, черт!

Петергаз. Ась?

Мымриков. Я говорю, давай сворачивай, к ядрене фене, эту контрреволюционную пропаганду! Ты хоть понимаешь, голова садовая, во что выливается твой музей?! Смотри: как бы тебе вместе с этой контрой не загреметь!

Петергаз. Как я есть беззаветный боец за светлое будущее, то я такие намеки в свой адрес не потерплю!

Мымриков. Ты, парень, не кобенься, ты давай освобождай помещение от глупых народных масс.

1-й Зритель. Видать, окончено представление, все, кранты!

2-й Зритель. А жалко, по всей откровенности говоря. Когда еще увидишь такое зрелище, да ни в жисть!

3-й Зритель. Вот я своим расскажу, что видел, так ведь не поверят, лопни мои глаза!

Марфуша. Давай, Иван, и мы у себя какую-никакую музыку заведем!

4-й Зритель. А товарищу Мымрикову отдельное пролетарское спасибо, за то что он наглядно показал, какая расчудесная нас ожидает жизнь!

Часа два спустя, когда уже давно опустела танцевальная зала и народ разбрелся нехотя кто куда, по Московской улице громыхала телега, накрытая рядном для отвода глаз. На то, что телега везла трупы давешних экспонатов, указывала только мертвая рука Чемоданова, вывалившаяся из-под рядна и болтавшаяся, как тряпичная, которую можно было узнать по предлинному ногтю на мизинце, уже потемневшему, точно его обмакнули в деготь – по старому счету, четыре копейки фунт.

2010

КАРЛ, ВЕРОНИКА И БЕГЕМОТ

(фарс)

Раннее утро в начале лета. Над рекой еще низко стелется туман, в зарослях молодой ольхи ни один листок не шелохнется, такое безветрие, только водяная осока меланхолически покачивается из стороны в сторону, точно она мается от тоски. На мостках, где хозяйки по вечерам полощут белье, сидит мужичок с удочкой из бамбука, в телогрейке без рукавов и деревенской кепке с пуговкой, надвинутой на глаза. Не клюет, но он сидит, как приклеенный, и зло смотрит на поплавок. Через час-другой к нему присоседится миловидная женщина, вроде бы натуральная блондинка, а потом присядет рядом здоровенный парень, на котором, кроме плавок и обручального кольца, ничего нет, но он не удит, а плюет в воду и задумчиво смотрит вдаль.

1

Довольно-таки давно, когда еще в Комитете государственной безопасности больше занимались внешней разведкой, нежели внутренними недоброжелателями, то ли в Сингапуре, то ли в Париже вдруг пропал наш агент по прозвищу[7]Бегемот.

Он и в самом деле был коротконогий пузан с непомерно большой, лысеющей головой, неповоротливый с виду, какой-то печально-задумчивый по вторникам и субботам, когда он выходил на связь с нашей резидентурой, но при этом домашний пьяница и ходок. Природное его имя было Иван Ефимович Середа.

Формально Иван Ефимович сидел с женой в Париже в качестве советника нашего посла при Организации Объединенных Наций по делам образования, науки и культуры, но по-настоящему он работал на контору, то есть на КГБ. Именно агент Бегемот добывал сведения военно-промышленного характера, например, в последнее время он охотился за новой антидетонаторной присадкой к танковому топливу, которую придумали хитроумные французы, чтобы досадить гипотетическому врагу.

Для вящей конспирации Иван Ефимович раз в квартал летал по выходным в Сингапур для передачи разведданных нашему связному из дипкурьеров, который мотался между Канберрой и Москвой и проходил под агентурным именем Почтальон. В Сингапуре агент Бегемот пребывал уже в качестве французского промышленника Жана-Поля Люпэна и, действительно, тут у него была небольшая фабрика, производившая разную тару, как то деревянные ящики, коробки из крафта и джутовые мешки. Один миллион американских долларов на обзаведение ему выписал лично генерал Чебриков, и подполковник Середа на короткое время возгордился доверием высокого начальства, как если бы ему не подотчетные деньги дали (тем более что его фабрика так или иначе проходила по лубянской бухгалтерии), а медаль. И вот агент Бегемот пропал. Ни Центр, ни парижская резидентура, ни одна живая душа не знала, куда он подевался, – был человек, и нет.

Тогда наши разведчики работали больше парами, и одно время в паре с Иваном Ефимовичем промышлял некто Карл Леопольд Янсен, человек удивительной, можно сказать, феноменальной судьбы, баламут, искатель приключений и фантазер. Родом он был из Новой Зеландии, национальности – невнятной, поскольку среди его предков фигурировали латыши, русские, немцы, евреи, шведы; по образованию, полученному в Оклендском университете, он был уникальным специалистом в области жуков-притворяшек, обличьем же – типичный англосакс, здоровенный, хладнокровный детина с тяжеловатой нижней челюстью, похожей на инструмент.

Сначала судьба занесла Карла на Тайвань, где он несколько лет преподавал энтомологию в Тайбэйском университете, потом он оказался в Германии, в Билефельде (земля Нижняя Саксония), и примкнул к одному марксисткому кружку, который вскоре выродился в подразделение «Фронта Красной армии», но его руки, по счастью, остались незапачканными в крови.

В конце восьмидесятых годов Карл Леопольд получил в наследство от деда по материнской линии три миллиона новозеландских долларов и призадумался, как лучше всего использовать капитал. В конце концов, он надумал отправиться в Россию, некоторым образом на родину своих предков, где в то время широко и нахраписто разворачивалось частное предпринимательство, чтобы на правах капиталиста-интернационалиста приобрести какое-нибудь гиблое предприятие, наладить производство на западный манер и нажить на этом деле хорошие барыши.

Так оно и вышло, хотя, как говорится, не совсем так, и даже совсем не так. В начале 94-го года Карл прилетел в Россию, оформил вид на жительство и купил под Егорьевском заброшенный завод на паях с некими Рахмоновым и Холодковым, бывшими партийными функционерами из Узбекистана, которым досталось 49 % участия на двоих. Этот завод когда-то выпускал роторные лопатки для авиационных двигателей, а к началу девяностых годов уже ничего не выпускал, и Карл Леопольд придумал гнать цветные металлы из бросового кабеля и разного лома, которого видимо-невидимо валялось по городу и окрест.